Кирон передавал ему свои знания. Эйлвин оказался старательным учеником, а Кирон — хорошим учителем. Небо и пейзажи выходили из-под кисти Эйлвина словно окрашенные огнем, его холсты жили цветом и движением. Кирон убедился, что ученик мельника по-настоящему талантлив. Как жаль, что ему придется всю жизнь перемалывать зерно!
Между тем строительство воздушного шара шло своим чередом. Смелели и замыслы Кирона. Теперь ему был нужен шар в два человеческих роста и шириной в две винные бочки. Огромный шар: не игрушка, а заявление о поставленной цели.
Элике между тем продолжала выезжать. Однажды в поисках юноши, чье лицо лишало ее покоя, она доехала по реке Арун до Мельницы Ткача. Именно в тот день воздушный шар был готов к запуску.
Он висел на высунутом из окна деревянном шесте, покачиваясь на ветру, в то время как в медном котелке разгорались угли, разогревая воздух, который должен был расшириться от тепла, наполнить шар и поднять его вверх. Кирон собирался контролировать подъем с помощью длинного прочного шнура.
Эйлвин делал наброски Кирона за работой: проверяющего крепления и раздувающего угли. Друзья не заметили Элике, пока она не подъехала почти к самой мельнице.
— Лудд милосердный! — воскликнул Эйлвин в ужасе. — Дочь сеньора! — Он попытался спрятать рисунки, словно его застали за совершением тяжкого преступления.
— Не волнуйся, дружище, — сказал Кирон, подняв голову. — Обещаю тебе, что мисс Элике не причинит нам вреда.
Он никогда не рассказывал Эйлвину, да и вообще кому-либо, о возникшей между ним и Элике близости. Лучше всего, когда такие вещи помнят или забывают те, кто их пережил.
Элике спрыгнула с коня.
— А я-то думаю, где же ты прячешься, Кирон. И что это за хитроумная штуковина, которая завладела всем твоим вниманием?
— Это надуваемый горячим воздухом воздушный шар, мисс Элике. Причуда, игрушка, не более.
— Значит, — продолжала Элике, — здесь собрались ученик художника, который не рисует, и ученик мельника, который не мелет зерно. Весьма занятно. — Она повернулась к Эйлвину. — Послушай, парень, прогуляй немного моего коня, пусть попасется. Сегодня он хорошо поскакал.
— Слушаюсь, мисс. — Эйлвин взял поводья и повел скакуна прочь.
Дождавшись, когда он отойдет достаточно далеко, Элике сказала:
— Я разыскиваю тебя столько дней, Кирон! Почему ты унижаешь меня?
— Дорогая Элике, я не унижаю тебя.
— Ты не приходишь в замок.
— Мне незачем туда приходить. К тому же твой отец мне запретил.
— Он знает что-нибудь?
— Не знаю откуда, но да. — Кирон улыбнулся. — Он сказал мне, что ты плачешь…
— Ложь! — гневно перебила его Элике. — Я бы не стала плакать из-за ученика художника.
— В этом я не сомневаюсь, — спокойно сказал Кирон. — Тем не менее твой отец — честный человек. Очевидно, он заблуждался.
Не заботясь о том, видит их Эйлвин или нет, она вдруг прильнула к Кирону.
— Я люблю тебя!
— Элике, любимая, я тоже тебя люблю. Но у нас разные дороги. Ты помолвлена с Тальботом, я помолвлен с Петриной. Ты благородного происхождения, а я человек низкого рода. И с этим ничего не поделать.
— Посмотрим, — сказала Элике. — Обещаю тебе, что через год Тальбот умрет.
— Ты убьешь его?
— Он умрет, Кирон. Умрет, и все… А вот Петрина?
Кирон прижал ее к себе и поцеловал.
— Элике, мы предаемся бесплодным мечтаниям. Ты должна понимать это. Элике вытерла глаза.
— Да, надо быть тем, кто мы есть. — Она отстранилась. — Этот ученик мельника не станет рассказывать сказки?
— Не беспокойся. Он мой друг. Я научил его моему искусству.
— Ты не только его научил своему искусству,
Кирон Голова-в-Облаках, — попыталась рассмеяться Элике. — Смотри, твой шар раздулся, как толстая тыква. Он хочет подняться.
— Лудд милосердный! Элике, извини, я должен ослабить веревки сверху!
С этими словами он кинулся в мельницу, развязал удерживающие верхушки шара веревки и выставил шест в окно. Потом спустился вниз и критически оглядел свое изделие.
Шар на самом деле напоминал огромную тыкву, гораздо большую, чем он предполагал. Подвешенный снизу медный котел раскалился добела. Шар покачивался на легком ветру, натягивая причальный шнур.
Элике с изумлением смотрела на происходящее.