Мы — время неопределенности. Мы не знаем, от чего избавились и не знаем, к какому берегу пристать. Даже не исключено, что к берегу, от которого мы отплыли, нас тянет еще сильнее, чем в открытое бурное море. Подкинули нам девиц — взяли девиц и стали придумывать, куда их приспособить. Пожертвовали нам слона — взяли слона. Даже с будущим мы общаемся на авось… Так заслуживаем ли мы снисхождения… Ведь даже я, человек в принципе честный и бескорыстный, так и не удосужился проверить, что хранится в шариках и мячиках, полученных в будущем. Я откладывал это, якобы боясь, что там окажется слон или крокодил и он повредит мне мебель и обстановку, хотя никто не мешал мне выйти для испытаний во двор… На самом-то деле я боялся неожиданности. Я боялся получить девушку или женщину средних лет, в которую я влюблюсь или которая влюбится в меня, я боялся получить нечто невообразимое, что принесет нашей планете чесотку или кариес. Но почему я должен ждать чесотку от собственных внуков? Зачем они станут делать нам гадости?..
Гадостей они не сделают, но и помогать не будут. Мы, русские люди, предками только и гордимся».
Удалов задумался глубоко и, как всегда, не вовремя. Пока он витал в облаках, исчезла и Галочка. Затем из-за окна донеслись крики, и те, кто был ближе к окну и смогли выглянуть наружу, сообщили, что могучий слон превратился в серую шкуру. И ребятишки начали резать шкуру и растаскивать по домам, но тут из-за угла выскочили люди в черных чулках на рожах и унесли шкуру слона в свой танк, который таился в кустах.
«Ну что ж», — вздохнул Удалов, стараясь не слушать страшных криков и причитаний толпы. Он решил увести рыдающего Мишу Стендаля, который только что потерял смысл жизни…
Он сделал шаг к корреспонденту и даже протянул руку, но сказать ничего не успел…
— О Боже! — раздался чей-то возглас. Но возгласом не остановить неизбежности…
Миша Стендаль начал съеживаться, уменьшаться, и через несколько секунд обнаружилось, что Удалов смотрит на лежащий возле его ног костюм, рубашку, галстук… Десантники из окружения президента уже прибежали с лопатой и носилками. На эти носилки они положили тела Миши, Гаврилова и бритого жениха — из чего следует догадаться, что пока Удалов глазел на гибель Миши Стендаля, остальные женихи тоже сдулись.
— Это выше моего понимания, — сказал Удалов.
— Куда выше.
Вокруг выли, кричали и ругались родственники. Требовали прокурора и намеревались жаловаться в газету.
Удалов же пробился к Минцу, который как раз закончил съемку. Он засунул камеру в сумку, что висела на плече, и пошел к президенту, отступавшему к выходу. Путь ему прокладывали могучие десантники.
А когда все они вышли на улицу, то Удалов увидел, что оболочки, шкурки людей и слона постепенно исчезли, словно испарились. И хотя Президент приказал взять на анализ одежду погибших, ясно было, что он не надеется поживиться ради науки.
— Пленку отдашь? — спросил президент, когда они уже стояли на свободе под августовским, одновременно жгучим и прохладным солнцем…
— Сам сначала просмотрю, — сказал Минц.
— Только копий не снимать, — велел президент.
— Ты думаешь, что все забудется?
— И скоро, — ответил президент.
Он снял черный лохматый парик и вытер им потное лицо.
— А как же матери, — вмешался Удалов, — друзья, родственники? А ведь я поверил кладбищенскому сторожу, что они не желают нам зла…
— Никто не желает нам зла! — крикнул Минц. — Неужели ты ничего не понял?
— Я понял, что произошло убийство! — громко возразил Удалов.
— Тише, тише, — постарался успокоить друзей президент. Голос его звучал глухо, потому что он стаскивал через голову цыганскую юбку. — Трагедия — тоже понятие субъективное. Минцу кажется, что трагедии нет, а Удалову кажется, что трагедия есть. Я же как истинный ученый и государственный деятель обдумываю, как компенсировать нанесенный ущерб. То есть примирить ваши несовместимые точки зрения — трагедия была и ее не было.
— И что же ты намерен для этого сделать, Толя? — спросил Минц.
— Уехать. Ты прав, Лев, ты прав, — согласился президент, — я просто уеду отсюда.
— Значит, ты поверил мне, что заговора против нас не было? Что это попытка разрешить их собственные проблемы…
— Если они для этого могли убить наших парней, — не выдержал Удалов, — значит, они наши враги!
— Погодите, Удалов! — рассердился президент.
— Дайте мне уехать.
— От ответственности?
— Минц, уведи этого маньяка!
— Уведу, если ты поклянешься мне, что никто в городе не пострадает.