Выхватив конверт из рук Муна, Зо Ким с невероятным проворством клетианина троекратно разорвал его, разбросав клочки бумаги по сцене, словно конфетти. Дрин вскочил, оба его сердца отчаянно колотились в груди. По залу волной покатился ропот, кто-то свистнул, послышались ахи и охи.
Внезапно поведение Зо Кима обрело смысл; Дрин словно узрел айсберг, выросший прямо перед клювом на месте косяка рыбы. Би Тан? Значит, кто-то только что сообщил Зо Киму о смерти супруги. У клетиан и их ближайших родственников смерть одного из супругов означает, что второй в течение пары дней будет заботиться о молодняке — независимо от того, были у них детеныши или нет (ничего не попишешь, так заведено от природы). Клетиане вступают в брак на всю жизнь с момента вылупления на свет, и заключить новый им уже не дано — двое словно образуют единый организм. Но что касается Зо Кима…
— Чтоб ты сдох! — крикнул человеческий голос. Наверное, еще не все поняли, что происходит. Дрин взглядом отыскал кричавшего — чернобородый мужчина, низкорослый даже по человеческим меркам, но широкоплечий и крепко сбитый. Горман Штендт — Дрин знал его заочно — автор героических романов о приключениях людей в космосе. Свои произведения Штендт иллюстрировал затейливыми действующими модельками воображаемой инопланетной техники, летательных аппаратов, боевых машин, городов и космических станций, воспроизведенных в микроскопических масштабах. Во время повествования эти модельки летали и ползали вокруг слушателя. На ферме у Штендта, в квадросьми макроединицах от Тримус-сити, имелась разомкнутая кибернетическая система, с помощью которой он всякий раз повергал читателей в искреннее изумление. Видимо, оторванность от мира дурно сказывалась на его манерах.
Не так давно Зо Ким разнес в пух и прах исторический роман Штендта о первом контакте клетиан с людьми, упрекнув автора в увлечении мелкими подробностями, а заодно навесив на него ярлык шовиниста. Объем романа превышал четыре димакробайта, поэтому у Дрина пока не нашлось времени с ним ознакомиться; вовсе не исключено, что Зо Ким прав. Впрочем, теперь это уже не важно.
Дрин коснулся клювом подстилки. Какая трагедия! А вдруг сведения Зо Кима неверны? Или хуже того — фальсифицированы? Эта мысль пробудила профессиональный интерес, и командор пристально поглядел на Ричарда Муна. Быть может, тот просто мастерски разыграл всю сцену? Деликатно свесив язык из угла клюва, Дрин сунул одно ответвление в брюшную сумку и нажал на интеркоме кнопку тревоги. Мэри, Ду Тор, Го Тон и прочие присутствующие контролеры ощутят низкочастотный сигнал и поймут — если не поняли до сих пор, — что обстоятельства требуют повышенного внимания.
— Чтоб ты сдох заодно со своими шпионами и клакерами! — продолжал вопить Штендт, не сознавая, по-видимому, что с клетианином неладно.
— Прямо на месте! — подхватила какая-то ду'утианка.
— Закрой пасть! — крикнул еще один человеческий голос непонятно кому то ли Зо Киму, то ли его гонителям.
Дрин сообразил, что здесь этого произойти не должно — подобное представление никак не согласуется с положениями Конвенции о межвидовой дружбе и добрососедстве. Надо попытаться отсрочить кончину Зо Кима, чтобы она произошла вдали от любопытных глаз.
— Молчать! — взревел Дрин. — Зо Ким, все может оказаться неправдой. Ты еще не все совершил, у вас с Би Тан впереди длинный путь. Позволь контролерам проверить слух, ведь у тебя хватает врагов. Быть может, это ложь, и, поверив в нее, ты не только погибнешь сам, но и погубишь свою супругу!
Шепот стих. Сидящие на насестах и стульях, лежащие на подстилках — все вдруг осознали значение происходящего. Дрин подумал, что Штендт и остальные будут до конца своих дней сожалеть о сказанном — ведь именно сдохнуть на месте Зо Ким и собирался.
Клетианин одним махом запрыгнул на возвышение. Его уже била дрожь, заметная невооруженным глазом. Как правило, потребность клетиан не разлучаться на смертном одре оставалась делом сугубо интимным, из нее не устраивали спектакля на потеху публике. Но Зо Ким всегда и во всем шел наперекор правилам.
— Нет, мошенник ты эдакий! Я знаю, знаю, что Би Тан мертва! Воскликнул Зо Ким, трясясь, как припадочный. — Ричард Мун не способен даже на более или менее достоверную выдумку!
Несмотря на серьезность момента, кто-то из собравшихся в зале фыркнул, вновь послышался шепоток. Похоже, Зо Ким уйдет, как Дон Жуан, нераскаявшимся.
Но Зо Ким даже тут не обошелся без сюрпризов.
— Я подозревал уже несколько дней, но сохранял душевное равновесие, пока мое тело готовилось — теперь оно быстро доведет дело до конца. В общем, сейчас не важно, в чем состояли достоинства Би Тан. Она была моей и, прошу всех заметить, мой удел — идти за ней. — Крылья Зо Кима вдруг словно переломились посредине. — Хотя перу Би Тан принадлежит дваосмь один роман, из-под моего пера не вышло ни одного. Так что в историческом плане она будет парить выше, хотя я превосходил ее умственными способностями и литературным вкусом. Какая ирония!
Зо Ким потряс головой, вновь захлопал крыльями.
— Какая ирония! Мое тело готово выкормить выводок, которого у нас ни разу не было, и все из-за литературных занятий Би Тан. Мне уже поздно обсуждать целесообразность генетической реконструкции наших организмов, посему предлагаю вам просто понаблюдать. Дайте волю своему любопытству! Он издал жуткий смешок, писклявый и басовитый одновременно. — Вам просвещаться, мне — разлагаться! Считайте это представлением! Я тоже сумею добиться славы!
«Неужели самоусвоение пробуждает самоотвращение? Быть может, это не лишено эволюционного смысла, — размышлял Дрин. — Этакий категорический отказ от инстинкта самосохранения». Намеренно прибегая к излишней рассудочности, он пытался воздвигнуть эмоциональный барьер между собой и разыгрывающейся на его глазах ужасной сценой.
— Да, друзья мои, этот процесс кажется болезненным и является таковым по сути, — продолжал Зо Ким прежним тоном, словно перерождение тела никоим образом не коснулось сухого интеллекта. — Но такая боль необычайно приятна. Дриннил'иб, стерильный, холодный, как скальпель, манерный детектив-убийца — смотри, постигай и помести малую толику ощущений в свою следующую работу.
Не в силах проронить ни звука, Дрин подался вперед, впившись в подстилку когтистыми перепончатыми лапами.
Крылья Зо Кима трепетали, голова судорожно подергивалась.
— Какой замечательный спектакль! Но мне он уже наскучил. Никто не хочет помочь бедному Зо Киму? Желательно из тех, кто не лишен вкуса. Ду Тор и Го Тон, ваш достойный анафемы вклад в бездумный ужас Дриннил'иба обладает хотя бы тем ничтожным достоинством, что он интересен. Не согласитесь ли? Ну пожалуйста! — Критик вдруг перешел на клетианский диалект.
Дрин повернулся в сторону контролеров-клетиан Ду Тора и Го Тон. В жизни они сотрудничали столь же часто, как и в популярной поэме. В ней Го Тон кружила в вихре классического клетианского воздушного боя, уложенного в строфы многоярусного верлибра, и добилась кое-какого успеха — во всяком случае, судя по загрузке коммуникативной сети Тримуса. Похоже, успех был достаточно шумным, чтобы привлечь внимание Зо Кима.
Сейчас Го Тон демонстративно игнорировала срывающиеся с языка Зо Кима комментарии в ее адрес, но как-то раз в прошлом она, кипя от злости, поведала Дрину, что клетианин должен обладать прямо-таки невероятным дефектом психики, чтобы его отвергла даже собственная супруга. Для клетиан рискованно оставаться в одиночестве хотя бы на пару часов, а раздельная жизнь супругов — вызывающий, почти нигилистический акт. Теперь Дрин узрел это собственными глазами.
Ду Тор, сидевший рядом со своей ярко-желтой супругой, выслушивал оскорбления Зо Кима молча, но сейчас взлетел и сел примерно в половине конвенционной единицы от умирающего критика.
— Успокойся, Зо Ким. Вопли и метания лишь усугубят и ускорят дело. Тебе еще надо напоследок навести порядок в своем гнезде. Не скажешь ли сперва что-нибудь хорошее о «Последнем полете»?