С позиций психопатологии рассматривает деятельность ключевых фигур третьего рейха — Гитлера, Гиммлера, Геббельса, Геринга — один из выдающихся психиатров мира Артур Кронфельд. Красноречиво название его книги — «Дегенераты у власти».
Не похоже ли это снова на оправдание: «Ну сумасшедшие, что возьмешь?»
Какие уроки извлекло человечество хотя бы из опыта этих двух последних, по времени, «больших» войн? Оно, разумеется, испытало страх, который, будучи «плохим советчиком» подсказал создание ядерного оружия. Так человечество обрело возможность полного самоуничтожения. К. Г. Юнг нашел ситуацию аналогичной той, которая может возникнуть, если шестилетнему мальчику подарить на день рождения мешок динамита. Ребенок может уверять, что будет осторожен, ничего не произойдет, но ребенок есть ребенок. Наши сомнения ему не удастся рассеять.
Но, как говорится, нет худа без добра. Часть человечества уже созревает для идеи абсолютного исключения войны из жизни общества. Тем более что оно эволюционирует культурно и духовно, в процессе чего идет закрепление позитивных свойств и традиций, без которых не может поддерживаться «расширенный порядок человеческого сотрудничества». Наверное, и в наше время есть люди, готовые понимать «вещи, как они есть», в их библейской простоте. Именно к такому пониманию войны пришел в самом начале века Лев Толстой. Его статья «Не убий» в качестве эпиграфа имеет четыре «антивоенных» постулата из Нового Завета.
Несколько десятилетий спустя другой великий гуманист мира Альберт Швейцер попробует создать свой этический кодекс бытия: благоговение перед всякой жизнью. Уроженец Эльзаса, он в знак протеста откажется от гражданства Германии еще в разгар первой мировой. Во время второй — будет лечить жителей африканского Габона, добавив к докторским степеням теолога и философа еще и врачебную. Кто-то назовет Швейцера «алиби западной цивилизации во плоти». В нашей стране его считали абстрактным гуманистом и пацифистом — эти понятия носили тогда вполне уничижительный оттенок. Советская «борьба за мир» не исключала использования военной силы. Борьба есть борьба, а войны, как известно, могут быть справедливыми. Например, против империализма. Идея неизбежности такой войны пропагандировалась годами. Вся экономика страны оказалась подчинена этой идее. Итоги хорошо известны и ощущаемы сегодня.
Антивоенное движение носило государственный характер. Потом по примеру западных стран начали возникать общественные объединения пацифистского толка, чаще всего по профессиональному принципу: ученых, врачей, даже генералов. Происходила ли при этом великая внутренняя трансформация разума, движение к более высокой степени сознания и ответственности, о необходимости которых говорил Юнг? Наверное, так. Ведь сегодня мы не слышим общих призывов к «борьбе за мир», исчезли с политической сцены записные пацифисты из бывшего Советского комитета защиты мира. Молча получали похоронки на сыновей, погибших в Афганистане, солдатские матери совсем в недавнем прошлом. Сегодня матери не молчат: мы слышим их плач, когда они находят сыновей в Чечне мертвыми, видим улыбки счастья при встрече с живыми.
В свое время много говорилось о необходимости покаяния немцев. В московском Перово, где жили мои родители, все еще служат дома, построенные с немецким тщанием в послевоенные годы. Приезжают на работу в качестве санитаров в наши больницы молодые немцы — есть такая в современной Германии альтернативная военная служба. Другие проявления «германского духа».
А вдруг Вечный мир не утопия?
Уникальным в человеке является то, что он может быть движим импульсом убийства и пытки, причем получает наслаждение от этих действий. Он является единственными животным, которое может быть убийцей и уничтожителем своего собственного вида без какой бы то ни было рациональной полезности, будь она биологической или экономической.
Всеволод Ревич
ПОПЫТКА К БЕГСТВУ
Окончание. Начало в «Если» № 4 и № 5.
Резкой границы между фантастикой 60-х и 70-х годов не было. Лучшие писатели все так же пытались в меру своих сил сопротивляться жесткому идеологическому прессингу по всему полю и возрождать забытые духовные ценности. Не стал бы утверждать, что они добились на этом поприще впечатляющих успехов, но то же самое можно сказать и о других направлениях тогда еще советского искусства. Все же старания художников не пропали даром.
Начинать с романа Стругацких «Пикник на обочине» (1972 г.) может показаться странным: казалось бы, роман находится на достаточном удалении от нашей застойно-бурной жизни. У Стругацких были гораздо более политизированные романы, например, «Обитаемый остров» или «За миллиард лет до конца света». Роман интересен иным: фантастика к этому времени достигла таких высот, с которыми еще недавно могла справиться разве что психологическая проза в лучших своих образцах. В фантастическом романе был создан совершенно новый социально-психологический тип. Фигура главного героя «Пикника…» Шухарта выламывается из фантастики — по своей сложности, неоднозначности, противоречивости.
Человеческое общество столкнулось с чрезвычайными обстоятельствами и в соответствии со своей моралью и философией пытается осмыслить происходящее и приспособиться к нему. Но хотя в романе действуют крупные ученые, мелькают государственные чиновники, приспосабливание идет, главным образом, «снизу». С галактической бездной, с головокружительными предположениями вступает в контакт не академик, не герой, а «простой» необразованный парень Рэдрик Шухарт, сталкер. «Так у нас в Хармонте называют отчаянных парней, которые на свой страх и риск проникают в Зону и тащат оттуда все, что им удается найти», — объясняет корреспондент Хармонтского радио.
Трагедия человечества в том, что и неплохие парни, вроде рыжего Шухарта, прекрасно понимая предосудительность своих действий, тем не менее продолжают свой пагубный бизнес. Разве браконьеры, которые добивают в африканских саваннах последних слонов и носорогов, не те же сталкеры? Еще ближе к этому типу похитители радиоактивных изотопов, какой-нибудь «красной ртути» с военных заводов.
Но и сама Зона — не просто огороженный кусок земли. Она имеет более широкий, символический смысл. С каждым витком сюжетной спирали авторы делают ее образ все обобщеннее, Зона приобретает почти мифические свойства. Как крайнее выражение надежд и мечтаний в легендах сталкеров возникает Золотой шар, который исполняет любые желания.
Вот тут-то в финальной части «Пикника…» усмотрел свою тему великий режиссер нашего времени Андрей Тарковский. Правда, он заставит Стругацких написать для него новое, практически самостоятельное произведение, в котором полностью переосмыслена фигура Сталкера. Тарковский скажет, что впервые держит в руках полностью свой сценарий. Означает это только одно — у постановщика и писателей совпали взгляды на мир. И Тарковский, и Стругацкие — люди одного поколения, все те же шестидесятники.
В «Сталкере» от «Пикника…» осталась лишь некая Зона, обладающая чудесными свойствами, хотя менее всего авторы обеспокоены объяснениями, откуда она взялась. Золотой шар превратился в Комнату Желаний. Ставка, как видим, высока, но и цена не мала: проникновение в Зону связано со смертельным риском. Ясно, что полезет в нее только тот, кому это нужно больше жизни.
Нетрудно понять, какими возможностями для выявления потайной, сокровенной сути человеческой натуры обладает эта ситуация. Мы, правда, так и не узнаем, существует ли вообще эта Комната, может быть, она — просто некий нравственный тест? А может быть, это сама жизнь, с ее вечными ожиданиями чудес, которые никогда не сбываются, с ее препятствиями и разочарованиями?