Жизнь между заседаниями семинара была насыщенна, отношения между нами были приятельскими. К тому же делить тогда было нечего, всех не печатали в равной степени, а прорвавшийся в какой-либо журнальчик тут же приводил за собой всю ораву. Поначалу собирались в Центральном доме литераторов, в знаменитой комнате № 8, в каминном, так сказать, зале. Чинно обсуждали очередное произведение, принимали в свои ряды или давали отлуп. Ближе к концу занятия по одному, по двое семинаристы незаметно уходили по витой лестнице вниз, занимать места в знаменитом баре-буфете со стенами, исчерканными эпиграммами и карикатурами. Потом подтягивались остальные и быстро достигали нужной кондиции…
Заседания семинара впоследствии проводились в старой редакции журнала «Знание-сила», в роскошном подвале дома, что за Театром кукол им. Образцова. Оттуда нас не гнали допоздна, и поэтому можно себе представить, во что выливались творческие дебаты в ночь глухую.
О пирах и веселии семинаристов можно написать большую книгу воспоминаний. Но интереса она не вызовет никакого, матрица нашего поведения накладывается практически на все творческие объединения тех лет.
Валун сказал, что богемное существование вполне естественно для любого времени и любой страны. Но если для классической богемы modus vivendi совпадает с modus operandi, то у нас двойное существование было нормой жизни.
Заседания семинаров были праздником сердца, но самый пир духа начинался во время знаменитых «малеевок».
Полностью это именовалось приблизительно так: Всесоюзный семинар молодых писателей, работающих в жанрах приключений и научной фантастики при Совете по приключенческой и научно-фантастической литературе СП СССР. Вообще-то, в самом Доме творчества писателей им. Серафимовича («Малеевка») прошли только первые три семинара, в 81–83 годах, остальные в Дубултах, что придавало сходкам некий всесоюзный масштаб. Но тут есть одна важная деталь. «Столичные штучки» вполне могли чувствовать себя самодостаточными личностями, тешась взаимной хвалой и хулой. Но одиночкам, разбросанным по городам и весям нашей большой страны приходилось несладко. Писатель-фантаст в какой-нибудь Глухоперовке мог быть талантливее десяти Азимовых и Шекли вместе взятых, но в лучшем случае ему было уготовлено место городского сумасшедшего. О публикациях и говорить не приходилось. И вот сей талант чудесным образом оказывается в подмосковном пансионате либо на Рижском взморье в Дубултах и обнаруживает, что не одинок в своих поисках, что ему рады, готовы помочь в меру хилых сил. Многих спасла «Малеевка» от безнадежья, уныния… Но многие ли помнят, что этим обязаны Нине Матвеевне Берковой, буквально за уши вытягивающей юные и не очень юные дарования из родных болот?
На «малеевках» мы очно познакомились с питерцами, да и не только с ними. М. Веллер из Таллина, С. Иванов и Д. Трускиновская из Риги, Ю. Брайдер и Н. Чадович из Минска, Б. Штерн и Л. Козинец из Киева, В. Петров из Тбилиси, А. Фазылов из Ташкента, Е. Лукин и Л. Лукина из Волгограда, А. Лазарчук и М. Успенский из Красноярска… Список можно продолжить. Правда, участие в «малеевках» не влияло на публикабельность, но это уже иная материя. Тем более что не за горами было создание под эгидой «Молодой гвардии» Всесоюзного творческого объединения, так называемого ВТО.
Под знамена ВТО и в пику «Малеевке» решили собрать всех, умеющих писать, дать нужные ориентиры и купить хорошими гонорарами. В абстракции идея была неплоха, но опоздала лет на десять — строй уже потрескивал.
Чем были хороши семинары, городские и союзного масштаба? Они давали творческий импульс: некоторые из нас творили специально «под Малеевку», чтобы не оказаться там с пустыми руками. Кроме того, возникала иллюзия движения, преодоления вязко застывшего времени.
Вот на этом месте Валун вдруг оживился и сказал, что относительно времени я немного заблуждаюсь. Времени на самом деле никакого нет, есть просто некая соположенность событий и предметов. Другое дело, что для писателей времени нет иначе, нежели для людей непишущих. Тут он почему-то сравнил фантастов с Големом, только не с тем, пражским, чудищем, а с его архетипом, представления о котором родились во времена контактов наших предков с реликтовыми формами древней земной кремнийорганической цивилизации.
Валун стать развивать идею о «биокерамике», о разуме скальных массивов, не к месту помянул троллей и Волшебного Царя Обезьян, потом стал излагать заплесневелые сюжеты о заточенных в скале хтонических и культурных героях, о горах-великанах и прочей мифологической нечисти.