Каменный дракон располагался теперь на краю водосточного желоба, словно намеревался прогуляться вдоль архитрава старинных ворот и переступить на крышу Мортон-Холла.
Повинуясь внезапному побуждению, Норман перевел бинокль за голову Галилея и прочитал надпись под ней, которую не смог разобрать раньше.
«Eppur si muove».
Слова, которые будто бы произнес Галилей, выходя с судилища, на котором его заставили отречься от веры в то, что Земля вращается вокруг Солнца. «И все-таки она вертится».
Пол за спиной скрипнул, и Норман резко обернулся.
У стола стоял юноша с бледным лицом под копной рыжих волос. Глаза его сверкали. В руке он судорожно сжимал пистолет 22-го калибра.
Норман сделал шаг вперед и чуть вправо.
Дуло пистолета поползло вверх.
— Привет, Дженнингс, — сказал Норман. — Вас восстановили. Вы получили «отлично» по всем предметам.
Движение дула на миг замедлилось.
Норман кинулся на молодого человека.
Прогремел выстрел. Пуля угодила в окно.
Пистолет упал на пол. Дженнингс обмяк. Когда Норман усадил парня в кресло, тот зарыдал.
Взяв пистолет за ствол, Норман подобрал его с пола и сунул в ящик стола, который потом запер, а ключ положил в карман. Затем он взял трубку и набрал внутренний номер. Соединение произошло быстро.
— Ганнисон? — спросил он.
— Вы поймали меня на выходе, Норман.
— Если я не ошибаюсь, родители Теодора Дженнингса живут поблизости от колледжа. Помните, тот паренек, которого отчислили в прошлом семестре?
— Помню. Да, вы правы. Что-нибудь случилось?
— Лучше, чтобы они приехали сюда, и поскорее. И пускай захватят с собой его врача. Он только что пытался убить меня. Да, его врача. Нет, никто из нас не пострадал. Но поспешите.
Норман опустил трубку. Дженнингс продолжал рыдать, сотрясаясь всем телом. Норман с отвращением поглядел на него и похлопал по плечу.
Примерно час спустя в то же самое кресло, испустив облегченный вздох, уселся Ганнисон.
— Я искренне рад, что они согласились определить его в психиатрическую лечебницу, — сказал он. — А вам, Норман, я чрезвычайно признателен за то, что вы не настаивали на вызове полиции. Происшествия такого рода создают колледжу дурную славу.
Норман устало улыбнулся.
— Послушать вас, так против колледжа ополчился чуть ли не весь мир. Но что касается этого мальчика, он явно не в себе. И потом, я прекрасно понимаю, что значат Дженнингсы с их связями и политическим влияни-ем для президента Полларда.
Ганнисон кивнул. Они молча закурили. Норман думал о том, насколько отличается подлинная жизнь от детективного романа, где попытка убийства обычно представляется событием исключительной важности, вызывает всеобщее смятение, множество телефонных звонков и собирает целое войско полицейских и частных сыщиков. А в жизни, да еще в такой, где правит респектабельность, об этом предпочитают не распространяться. Ганнисон посмотрел на часы.
— Пора собираться. Почти семь часов, а мы приглашены к вам к восьми.
Но вместо того чтобы уйти, он подошел к окну, в котором красовалась дырка от пули.
— Я попросил бы вас ничего не говорить Тэнси, — произнес Норман.
— Не нужно ее волновать.
Ганнисон снова кивнул.
— Сохраним все в тайне, — он показал на окно. — Вот один из любимчиков моей жены.
Норман увидел, что палец Ганнисона направлен на каменного дракона, выхваченного из вечернего сумрака холодным сиянием уличных фонарей.
— Я хотел сказать, — пояснил Ганнисон, — что у нее наберется с добрый десяток фотографий этой статуи. Хемпнелл — ее слабость. По-моему, у нее имеются снимки всех здешних архитектурных излишеств. Однако дракона она выделяет особо.
Мысли Нормана вдруг перескочили на трещотку. Внезапно он осознал, чем связаны между собой запись звуков, издаваемых трещоткой, и фотография дракона.
Он овладел собой и не задал Ганнисону ни одного вопроса из тех, что вертелись у него на языке.
— Пойдем, — сказал он, — не то опоздаем.
Ганнисон вздрогнул, услышав его сдавленный голос.
— Вы подбросите меня? — спросил Норман уже спокойнее. — Я сегодня без машины.
— Разумеется, — отозвался Ганнисон.
Выключив свет, Норман на мгновение задержался в кабинете, чтобы Оглянуть в окно. На память ему пришли знаменитые слова.
Eppur si muove.
Глава 6
Тэнси едва успела убрать со стола остатки торопливого ужина, как раздался дверной звонок. К великому облегчению Нормана, Тэнси не стала придираться к его неуклюжему объяснению того, почему он явился домой так поздно. И вообще, в ее безмятежности в эти последние два дня чувствовалось что-то необычное. Раньше она была куда въедливей и любопытней. Впрочем, разве не он сам держал ее в неведении? Значит, надо только радоваться, что ее нервы потихоньку приходят в порядок.
— Милая! Мы не виделись с вами целую вечность! — воскликнула, обнимая Тэнси, миссис Карр. — Как вы поживаете? Ну?
Вопрос ее прозвучал излишне настойчиво; Норман отнес это на счет деланной хемпнелловской доброжелательности.
— Знаете, милочка, на улице мне в глаз попала соринка, — продолжала миссис Карр. — Там такой ветер!
— Ураганный, — сообщил математик, профессор Карр, испытывая наивное удовольствие оттого, что нашел подходящее слово. Невысокого роста, с румяными щеками и седой бородкой клинышком, он был рассеян и простодушен, как и полагается профессору колледжа. Он производил впечатление человека, который пребывает постоянно в специфическом раю трансцендентных и бесконечных чисел и иероглифов символической логики, умение обращаться с которыми принесло ему известность в национальных математических кругах. Пускай честь изобретения этих иероглифов принадлежит Расселу и Уайтхеду [2]; когда наступает пора разбираться в их головоломных сочетаниях, профессор Карр не знает себе равных!
— Как будто все, — проговорила миссис Карр, отнимая от глаза носовой платок Тэнси и несколько раз моргнув. Без очков лицо ее приобрело совершенно непривычное выражение. — А вот, должно быть, и остальные, — прибавила она, услышав звонок. — Ну не прелесть ли, что в Хемпнелле так ценят пунктуальность?!
Направляясь к двери, Норман на миг подумал, что снаружи кто-то вращает трещотку, но потом сообразил, что это всего-навсего ветер, который старается соответствовать определению, данному ему профессором Карром.
На пороге возвышалась Ивлин Соутелл. Полы черного пальто нещадно хлестали ее по ногам. Она пристально поглядела на Нормана.
— Впустите нас, не то мы влетим сами, — проговорила она, желая, видимо, пошутить, однако угрюмость, с какой была произнесена фраза, лишила шутку всякого веселья.
Войдя, миссис Соутелл устремилась к Тэнси. Харви следовал за ней по пятам.
— Моя дорогая, как поживаете? Где вы пропадали столько времени?
И снова Нормана поразила настойчивость расспросов. Уж не прослышала ли Ивлин Соутелл о причудах Тэнси и о недавнем кризисе? Впрочем, она всегда так заботилась о звучании своего голоса, что постоянно выделяла вовсе не то, чего требовали обстоятельства.
Усмотрев в холле толпу людей, Тотем испуганно мяукнул и шарахнулся в сторону. Раздался звонкий голос миссис Карр:
— О профессор Соутелл, нам очень понравилась ваша лекция о городском планировании. Вы такой молодец!
Соутелл от смущения зашаркал ногами.
«Кажется, на должность заведующего кафедрой появился новый претендент», — мелькнула у Нормана мысль.
Профессор Карр, едва поздоровавшись, направился к столикам для бриджа и теперь разглядывал карты.
— Я давно пытаюсь выразить процесс тасования математически, — сообщил он Норману, как только тот приблизился. — Считается, что здесь властвует случай, но это не так. — Он взял новую колоду и разложил столик. — Изготовители разбивают карты по мастям — тринадцать пик, тринадцать червей, и так далее. Предположим, я достигаю при тасовании совершенства — то есть разделяю колоду на равные части и сдаю карты одну за другой.
2
Б. Рассел и А. Н. Уайтхед — английские философы, создатели труда <<Основания математики>> (1910–1913), во многом определившего современное состояние математической логики.