— Это кости! — воскликнул Кранц. — Господи, это же кости! — Его голос дрогнул, едва не сорвавшись на истеричный визг.
— Прекратите! — гаркнул Гилсон. — Немедленно прекратите!
Они подбежали к белым предметам. Там уже сидел на корточках солдат, борясь одновременно с тошнотой и ужасом.
— Вот она, — выдавил он, показывая пальцем. — Та самая кость, которую они бросили собаке. Видите следы зубов? О, Господи! Та самая, что бросили собаке…
Гилсон понял, что существа уже открыли новое окно между мирами. Должно быть, они хорошо в таких делах разбираются, раз сработали настолько быстро. И теперь они наблюдают за ними. Но почему именно кости? Чтобы нас предупредить? Или это тест? Но если даже тест, то почему все-таки кости? Почему не камешек?.. Или не кубик льда? Наверное, чтобы оценить нашу реакцию. Посмотреть, что мы станем делать.
И что мы станем делать? Как станем защищаться от такого? Если этим существам присуще сотрудничество, то наша милая семейка, несомненно, не станет даром терять время и распространит весть о нас По всему своему миру, и в один кошмарный день миллионы этих тварей одновременно выпрыгнут из таких же окон по всему миру, внезапно заполнят его, словно облако гигантской хищной саранчи, и начнут утолять свой ненасытный голод, пока не превратят планету в заваленную костями пустыню. Так существует ли против них защита?
Кранц думал так же и дрогнувшим голосом произнес:
— Мы влипли, Гилсон, но на нашей стороне одно небольшое обстоятельство. Мы знаем, когда проклятое окно становится проницаемым, это время нам известно с точностью до секунд. Нашему правительству необходимо предупредить весь мир — через ООН или как-то иначе. В каждом населенном пункте планеты нужно установить систему предупреждения, и в опасный момент она должна подать сигнал — сиреной или колоколом. И когда раздастся сигнал, все должны хватать оружие и ждать. Если твари не появятся через пять секунд, сигнал звучит вновь и все продолжают заниматься своими делами до следующего сигнала. Это может сработать, Гилсон, но действовать нужно быстро. Через пятнадцать часов и несколько минут окно откроется вновь.
«Пятнадцать часов и двадцать минут, — подумал Гилсон, — потом пять секунд уязвимости и вновь пятнадцать часов двадцать минут до следующей смертельной опасности. И так далее… но сколько? Пока хищники не заявятся в наш мир, но этого может и не произойти (откуда нам знать, какая у них логика), или пока случайное открытие Калвергаста не будет повторено, но это опять-таки тоже может не произойти. А смогут ли люди жить в таких условиях, не сходя с ума? Вряд ли их психика выдержит ситуацию, когда все обозримое будущее превратится в непрерывную поездку на американских горках — сперва долгий спуск в долину ужаса и страха, затем краткий подъем на вершину облегчения. Будет ли функционировать разум, зная, что ему предстоит бесконечное балансирование между жуткой смертью и невыносимым напряжением? И сможет ли выжить человечество, сознавая, что у него нет твердого будущего за пределами ближайших пятнадцати часов и двадцати минут.»
И тут он с отчаянием и безнадежностью увидел, что у них нет этих пятнадцати часов и двадцати минут, нет даже часа. Что времени нет совсем. Он понял, что окно с той стороны открыто постоянно, потому что в воздухе перед ним возникли кости, тряпки и всевозможный мусор, которые шумно посыпались вниз, образовав неряшливый и зловеще многозначительный холм.
Перевел с английского Андрей НОВИКОВЭдуард Геворкян В ПОИСКАХ УТРАЧЕННЫХ ВРЕМЕН
Рассказ Боба Лемана «Окно» при всей незатейливости сюжета не так прост, как может показаться знатоку фантастической литературы. При внимательном прочтении он порождает массу вопросов, на которые трудно дать однозначные ответы.
*********************************************************************************************С переводом рассказа Лемана я ознакомился в процессе редакционной подготовки его к публикации. Все это время никак не мог избавиться от ощущения «уже прочитанного». Пришлось перерыть гору сборников и журналов, опросить знатоков и любителей фантастики. Втуне! И только когда рассказ уже пошел в набор — вроде бы вспомнил.
Лет десять назад я работал в одном научно-популярном журнале. Перевод пришел, кажется, по почте, как тогда говорилось, «самотеком». Тематически рассказ вполне соответствовал профилю журнала, но начальством был немедленно отвергнут. В то время еще только-только раздувались искры перестройки, но пожар свободы слова еще не полыхал. Поэтому рассказ был расценен как: а) пропаганда мистицизма, б) апологетика насилия и страха.