Хала ее объяснение не удовлетворило:
— Нет, слишком много неясностей. Кто ее убил? Возможно, Хал-4. А может, и не он. Она — и ты — выбрала для жилья не очень-то благополучный район, и ее мог убить обычный вор.
— Обычный вор не оставил бы на пальце кольцо. Нет, тут что-то не стыкуется. Если честно, то страшно.
— Тебе?! — Вопрос прозвучал как комплимент, и она приняла его, слабо улыбнувшись.
— Нет, то был не вор, — повторила она. — Но и не Хал-4.
— Кто же тогда?
— Вот это меня и пугает. Нарушается принцип достаточности. ТРИ мира и ЧЕТЫРЕ Мойры. Ты в детстве играл в игру под названием «Поездка в Иерусалим»?
— Мы ее называли «Музыкальные стулья».
— Ясно, значит, ты не ходил в баптистскую воскресную школу. Ну помнишь: убирают один стул, музыка останавливается, и все бегут занимать места. Тот, кому не хватает стула, выбывает из игры.
— Боже милостивый!
— Вот именно, Боже милостивый. Кто-то старается подвести баланс в бухгалтерских книгах Вселенной, и это ему почти удалось.
— Прекрасно сказано, м’с Мэдисон.
Знакомая невозмутимость голоса наполнила их ужасом. Они резко обернулись к двери в холл. В проеме, все в том же неброском сером кос-тюмчике, стоял продавец из ювелирного магазина. Одну руку он держал во внутреннем кармане пиджака.
— Я задолжал вам объяснение, — продолжил он едва ли не виноватым тоном. — Есть математическое понятие, известное как «теорема Геделя»…
— А-а! — воскликнула Мойра, словно нашла разгадку. Халу, однако, понятнее не стало, и он даже в столь напряженный момент не удержался от удивленного вопроса, адресованного себе: «Неужели эта женщина ко всему прочему еще и закончила математический факультет?»
— К сожалению, у нас нет доски, — сказал продавец профессорским тоном. — Есть несколько нематематических способов выразить великое озарение Геделя, но все они не очень наглядны. Одна из подобных формулировок гласит: невозможно создать логическую систему, полностью объясняющую себя. Всегда найдутся феномены, которые она не объясняет.
Если бы мы имели дело лишь с одной Вселенной, это уже породило бы достаточно трудностей. Когда же речь заходит о двух или более вселенных, то взаимодействие этих остаточных феноменов угрожает структуре самой РЕАЛЬНОСТИ…
Хал попробовал приблизиться, но рука гостя, спрятанная в кармане пиджака, предупреждающе шевельнулась. Продавец плавно и вежливо продолжил:
— Позвольте объяснить это следующим образом. Взаимодействие между вселенными номер один, два и три напоминает то, что существует в музыке между доминантным тоном и гармониками. Любое нарушение этого взаимодействия, например, появление четырех Харольдов Джорбергов или четырех Мойр Мэдисон там, где есть место лишь для трех, приводит к диссонансу. И подобный диссонанс может полностью разрушить «музыку», что ставит под угрозу существование самого Космоса.
Не существует способа предвидеть или предотвратить подобные диссонансы. В соответствии с теоремой Геделя, они возникают как бы сами по себе. Однако если их обнаружить, то можно, образно говоря, «настроить» их вручную.
Его тон стал торжественным:
— Я уже подвел баланс по Мойрам Мэдисон. Настало время ликвидировать избыток Харольдов Джорбергов. М’с Мэдисон, будьте любезны, отодвиньтесь в сторону…
Мойра двинулась — но прямо на него. Она издала громкое «ки-йа»! Продавец вздрогнул, и тут одна из стройных ног взметнулась вверх. Дважды молниеносно мелькнули кулаки.
Продавец осел на пол, и серый костюм сразу оказался ему велик. Джорберг опустился рядом с ним на колени.
— Ты перестаралась, — потрясенно пробормотал он. — Теперь он долго не очухается.
— И поделом, — процедила она с окаменевшим лицом. — Мойра стояла, прислонившись к стене, и глубоко дышала.
Хал осторожно вытащил руку продавца из кармана пиджака и извлек маленький старинный однозарядный пистолет. Затем похлопал по карманам, вынул бумажник и раскрыл его. Внутри обнаружились обычные водительские права, страховое свидетельство, кредитки… и один листок.
Чек местного банка, выписанный Харольдом Джорбергом на имя Мойры Мэдисон для предъявления в «Голубой бриллиант».
— Взгляни, Мойра.
Пошатываясь, Мойра подошла, опустилась на колени рядом с продавцом и взглянула на листок, почти ничего не соображая. Потом до нее дошел смысл, и ее глаза распахнулись.
Кто-то попытался подделать почерк. Было очевидно, что обе подписи — и Хала, и Мойры — сделаны одной рукой.