— Крайне редкая мутация! — с чувством сказал клерк. — Разумеется, найдется. Насколько я знаю, многие научные центры или коммерческие фирмы возьмут на работу такого человека. Никакие анализаторы, увы, не смогут его заменить. Прорыв в области синтеза новых лекарств, получении сверхчистых химических веществ — да что угодно! Наука, промышленность, производство парфюмерии… надо ли мне вам это объяснять, Михаил?
— Не надо, — ответил я. — Мне это с рождения втолковывают.
— Я только могу добавить: когда этот человек начнет работать, его мутация немедленно будет признана положительной и внесена в общий список. Любые родители смогут подарить своим детям такую интересную способность.
— Вы правда думаете, что она интересна? — устало спросил я. И прервал связь.
А вечером на вокзале немало людей…
Я стоял у информ-терминала и тупо смотрел на экран, на бланк электронного письма. Я посылал родителям короткие письма каждый вечер. Так они просили, да я и сам не хотел их волновать.
Вот только сейчас я не знал, что писать.
— Собрался уезжать?
Я повернулся. Игорь, ухмыляясь, глядел на меня.
— Еще не знаю, — признался я. Переступил, и кроссовки радостно пискнули: «Мы много дорог повидали на свете».
Нагнувшись, я наконец-то отключил звук.
— А я думал, ты все-таки зайдешь, — сказал Игорь. Искренне сказал.
— Слушай, ты тоже из тех, кто меня пасет? — спросил я в лоб.
— Ты так решил? — Игорь усмехнулся. — Если уж меня, с моими слабенькими способностями эмпата, год доставали, то такого, как ты, будут всю жизнь напрягать. Нет, Мишка. Я сам по себе. Я и эти игры не играю.
Он не врал. Хорошо, что я умею это видеть.
— За мной следят, Игорь, — зачем-то пожаловался я. — Мне сегодня дали понять: либо я делаю то, что нужно обществу, либо стану никому на фиг не нужным!
— Конечно, — чуть удивленно сказал Игорь. — А ты что думал? Так всегда было. Только если первобытный человек не хотел гоняться за мамонтами, хотя это у него получалось, товарищи могли его и съесть. Сейчас просто выкидывают на обочину.
— А свобода? — спросил я. Как будто Игорь в чем-то был виноват.
— А она у тебя есть, — он снова усмехнулся. — Ты же ее получил в полной мере. Не нравится запах?
— Нет.
— Так извини. Другого не бывает.
Я посмотрел на бланк письма. Взял световое перо и быстро начертил на экране:
Больше писем не будет.
И щелкнул по кнопке, отправляя свое последнее письмо родителям.
— Ты что, уезжаешь? — спросил Игорь. — Если да, то можем поехать вместе. Куда-нибудь на юг, ага? Там тепло. А на пальмах синтетические бананы не растут.
— Ты такой легкий на подъем?
— Да я еще легче, чем ты думаешь, — засмеялся Игорь.
— Это ведь все равно проигрыш, — сказал я.
— Ну да, — легко согласился он. — А у тебя два выбора. Либо проигрываешь и ты, и наше сытое общество. Либо выигрывает общество… ну и ты тоже.
К перрону медленно подкатил монор. В вагончик вошло несколько человек.
— Так едем или остаемся? — нетерпеливо спросил Игорь. — Не люблю долго раздумывать!
— Если дойду, то поехали, — сказал я. — Синий!
И прыгнул на узкую синию полоску цветного бетона.
— Ну сколько тебе объяснять? — Игорь поморщился. — Не дойдешь. Никак. Так уж придумано!
— Верю, — согласился я. — Только знаешь, я все равно буду пробовать. Всю жизнь…
Кир Булычёв
Будущее начинается сегодня
Я знал одного мудреца, который даже зажимал нос, как только приходилось поднимать завесу будущего.
Сергей Сергеевич был жестоко простужен, и, наверное, поэтому все выборное действо проходило перед его взором в некотором тумане. Он мечтал об одном: чтобы этот день наконец завершился, и неважно, кто победит. Он пытался даже отпроситься после обеда, но председатель избиркома сказал: «Ты с ума сошел! Сейчас с огородов народ хлынет».
И тут же вылезла Митрофанова, заявившая, что необходимо доставить урну пенсионерке Самохваловой на Лесистую 20, потому что у нее (пенсионерки) отнялись ноги, но она желает выполнить свой гражданский долг.
И вот тогда Сергей Сергеевич взбунтовался. И поставил условие: он пойдет с урной, но требует сопровождающее лицо, которое эту урну вернет на участок. А сам он отправится домой, болеть.
После небольшого спора Сергей Сергеевич отстоял свое право умереть в домашних условиях. Они пошли вдвоем с Мишенькой из техникума, а за ними увязался наблюдатель от национально-патриотической партии, Ким Корай, приехавший в Веревкин с юга, а потому обозленный на всех кавказцев и прочих лиц темноволосых национальностей.