Техник некоторое время размышлял.
— А ты сумеешь? — спросил он глухо.
Грем не рассмеялся, хотя Техник того ожидал.
— Я — грем, — повторил он. Только и всего.
Помощник-засоня, не дыша, стоял у окна и уши его, казалось, оттопырились еще сильнее.
— Ладно, — Техник тяжело оперся о спинку ближайшего стула. — Допустим. Но гремы не работают бесплатно. Так ведь?
— Так, — согласился грем.
— И сколько же тебе нужно? И в чем — в рублях, в гривнах?
Только теперь грем позволил себе улыбнуться.
— На вашу территорию смешно приходить за деньгами. Что деньги? У вас есть гораздо более ценная вещь.
Кажется, Техник догадался.
— Так-так-так… — процедил он. — Что же именно?
— Сырье, — ответил грем. — То, что в Киеве зовется «компотом», а в Москве…
— Я знаю, как это зовется в Москве, — перебил Техник. — Сколько?
— Все, что у вас есть, — простодушно ответил грем, но взгляд его в этот момент отнюдь не был простодушен. — И имейте в виду: я прекрасно осведомлен об объемах вашей торговли с Киевом, Москвой и Минском. Так что я представляю, сколько вы вырабатываете сырья.
— Что-о-о? — Техник негодующе выпрямился. — Ты в своем уме, грем? Ты знаешь, сколько это стоит?
— Знаю, — с удовольствием признался грем. — И меня неимоверно согревает это знание.
Техник последовательно перешел от негодования к недоумению, а потом даже к тени веселья:
— Но ведь если мы отдадим все сырье тебе, мы не сможем заплатить Киеву и Москве…
— В ближайшую неделю у вас не намечается поставок Москве, — перебил грем. — Только Киев. И только концерн Халькдаффа.
Теперь Техник глядел на грема с ненавистью. Потому что грем говорил истинную правду. Непонятно только было, откуда ему столько известно о закрытой территории Снеженск-4, ведь раньше он здесь никогда не бывал.
— Хорошо, — процедил Техник, сдерживая злость. — Мы не сможем расплатиться с Халькдаффом и вынуждены будем голодать, пока снова не синтезируем нужное количество сырья. А это почти полтора месяца. Реально даже больше, потому что голодные живые — никудышные работники.
— Ваши проблемы, Техник. Я сказал.
— Убирайся, — Техник указал на дверь. — Убирайся, подонок.
— Ладно, — согласился грем. — Я ухожу.
Он встал, будто бы ненароком глянув в окно.
— Кстати, Техник, — обратился он к Технику. — Ты видишь это солнце? Ты видишь цвет неба? О чем это говорит, а? Знаешь?
Техник молчал.
— О засухе. О жаре и засухе, — пояснил грем. — Улавливаешь, Техник? Рип станет воровать по несколько детей в сутки. Месяца два, и в Снеженске не останется никого моложе двенадцати лет — я имею в виду людей, конечно. О предельном возрасте остальных рас можешь догадаться сам. Кто станет таскать вам из-за периметра пенсирит? Рип? А уж о том, какие работники из живых, у которых отобрали детей, я и вовсе молчу…
— Убирайся! — зарычал Техник.
Грем направился к двери.
— Я еще вернусь, — пообещал он. — А ты подумай пока. И со старостами посоветуйся…
Дорогу к выходу грем, конечно же, запомнил.
Уже к вечеру у одного из старост пропала девятилетняя внучка. За несколько часов летней ночи Рип разгромил несколько жилищ — почему-то он выбирал жилища матерей-одиночек. Детские кроватки оказывались пустыми. А Рипа на этот раз никто даже не увидел.
Днем грем демонстративно разгуливал по территории, избегая приближаться к живым. Ночью пропадал неизвестно где.
Спустя три дня и три ночи два хмурых вирга кинули камешек в окно каморки при шлюзе.
— Эй! Почтенный!
Грем показался в коридоре, о котором даже думать боялся любой взрослый территориал.
— Ну?
— Живые поговорить хотят.
— О чем?
Вирги переглядывались и переминались в полсотне метров от шлюза.
— Ну… Вы вроде как с Рипом справиться горазды… Так это… Мы б заплатили. Сколько нужно.
— Меня не интересуют деньги. А плату я назвал вашему Технику, но он меня прогнал. Разговаривайте с ним. Позовет — приду.
И он скрылся в каморке.
Вирги еще некоторое время потоптались напротив шлюза и убрались восвояси.
Через несколько часов перед жилищем Техника собралась несметная толпа. Практически все население Снеженска-4 в полном составе, потому что никто не хотел оставлять детей без присмотра. Старосты районов еще накануне направились к Технику и не выходили из его кабинета до сих пор. Если бы кто-нибудь осмелился покинуть жилище ночью, он мог бы удостовериться, что свет в окошке кабинета не гас ни на секунду.