Дед вскочил со своего стула, топорща седые усы. Он выглядел бы комично, если б каждая жилка его тела не тряслась от гнева. Отец Каспара, в свою очередь, тоже вскочил, швырнул свою тарелку с супом в угол, где та разбилась, забрызгав горячей жидкостью стены, и, держась неестественно прямо, вышел из комнаты.
— Карл, прошу тебя, уходи, — прошипела Фликка. — И чтоб я тебя больше не видела.
Карл молча встал и вышел за дверь. Каспар, словно выполняя фигуру замысловатого танца, последовал за ним. За столом остались только его мать и сестра.
Молодой человек топтался на крыльце; его суетливые движения кричали, что он сконфужен и ему очень не хочется спускаться по ступенькам на улицу, тем самым признавая свое поражение. Увидев в дверях Каспара, он хмыкнул с некоторым облегчением. Он сел на вторую снизу ступеньку и жестом пригласил Каспара составить ему компанию.
Мальчик сел на третью ступеньку, чтобы находиться вровень с Карлом. Уже холодало, и искалеченная рука ныла. Придерживая ее здоровой, он начал осторожно растирать скрюченные пальцы.
Карл закурил сигарету. Затянулся.
— Странная она девушка, твоя сестра, — проговорил он. Каспар отрицательно покачал головой. — Ну, возможно, ты ее лучше знаешь. Как по-твоему, она меня уже никогда не простит? — Каспар вновь помотал головой. — Вот и я так думаю.
Карл вздохнул. Каспар не сводил с него умоляющих глаз.
— Чего тебе? — спросил Карл. Затем, догадавшись, передал ему сигарету.
Каспар осторожно взял ее левой рукой и поднес к губам. Затянулся. Дым заполнил его легкие, шипучими пузырьками ударил в голову. Мальчик сделал еще одну затяжку, но тут Карл забрал у него сигарету.
Табак сотворил свое обыкновенное чудо. В голове Каспара точно распахнулись какие-то двери, и он ощутил, как в его мертвый язык вливается жизнь. Теперь он мог говорить. Его рот распирали табачные слова. Он заставил себя говорить и сказал Карлу все, что хотел.
Разумеется, из его уст вырвалось только обычное «эххюююннх, хунх, хунх-хунх» да стоны, прерываемые шумными вздохами. То были все слова, которые он был способен произнести. Карл их не понимал — да и никто на свете их бы не понял, — но Каспар был рад уже тому, что сам знает их смысл.
Он взглянул на Карла — Карл смотрел на него, по-настоящему вслушиваясь в табачные слова. Ободренный Каспар начал было еще одну фразу… и внезапно обнаружил, что плачет. Карл потрепал его по плечу.
— Слушай, все уладится, вот увидишь.
Эти слова Карла ничем не отличались от табачных — они были всего лишь сгустками звуков, которые в сущности ничего не значили. По-настоящему Карл говорил не словами, а лицом, и Каспар мгновенно влюбился в него за это. Каспар сказал (табачными словами), что Карл станет хорошим мужем для Фликки. А Карл улыбнулся ему и предложил еще раз затянуться сигаретой, но Каспар помотал головой.
Храня заговорщическое молчание, они еще немного подождали; но то, на что оба надеялись, так и не произошло. Фликка не вышла из дома. Смирившись, Карл встал.
— Пора домой, — произнес он. — Завтра на рассвете выходим в море. Передай Фликке… прости, Каспар, я хочу сказать, что меня не будет почти неделю. Когда вернемся, я к вам загляну, договорились?
Каспар кивнул.
— Знаешь, это неважно, что ты не ходишь в школу, ведь я мог бы научить тебя писать, — предложил Карл, сконфуженно глядя в землю. Каспар с улыбкой помотал головой.
— Ладно, приятель, зачем настаивать? Но если вдруг захочешь буду рад стать твоим учителем, — он взъерошил Каспару волосы. Иди в дом, простудишься.
И Карл побрел по улице, бормоча своими ссутуленными плечами: «Я ее люблю, но иногда просто невмоготу становится».
Звездолеты обычно прибывали раз в неделю и проводили в гавани несколько дней, чтобы грешники могли отдохнуть. Хотя больше всего грешники нуждались в исповеди, в городе имелись также рестораны, шоу-клубы, казино и несколько игорных домов. Поскольку Каспар был еще ребенком, в заведения двух последних категорий ему ходить не полагалось. Но согласно поверью, калекам везет в игре, и иногда Каспара в качестве талисмана приглашал с собой какой-нибудь грешник. Каспару нравились мигающие огни и дурманящий запах, который испускали благовонные палочки в подставках из черного хрусталя.
Однажды женщина с руками о двух локтевых суставах, свисавшими до самых ее щиколоток, целый час продержала Каспара около себя — и выиграла кругленькую сумму. Потом она повела его в лучший ресторан города, и он объелся пирожными до тошноты. Когда женщина отлучилась в туалет, молодой официант наклонился к Каспару и пригрозил рассказать его родителям, чем занимается их сынок. Дрожащая верхняя губа и беспрестанно моргающие глаза официанта раскрыли Каспару, как сильно тот боится маленького мальчика с уродливым телом. Каспар сделал кабалистический жест своей кривой рукой. Официант, обмирая, попятился.