Все остальное время Форзон посвятил изучению куррианского языка, тем более что заняться больше было нечем. Но мысли его постоянно возвращались к девушке из Команды Б, которой, по словам Уилера, вообще не существовало.
Она пришла к нему поздней ночью.
Форзон проснулся от прикосновения прохладных пальцев, быстро сел и потянулся к выключателю настольной лампы.
— Не надо света! — шепнула она, отводя его руку. Форзон чувствовал легкий запах незнакомых духов, слышал шелковистый шорох платья и легкое дыхание, но не видел почти ничего.
— Утром я улетаю, — сообщила она.
— Как, при белом свете? Я думал, туземцы не должны знать, что на планете чужаки.
— На Курре как раз будет ночь.
— Действительно. А ты знаешь, что я новый начальник Команды Б? Может, мне стоит полететь с тобой?
— Нет-нет, — начала она поспешно и осеклась. Потом повторила с ноткой недоверия в голосе: — Новый начальник Команды Б?
— По крайней мере, так написано в приказе.
— Весьма любопытно.
Он попытался разглядеть ее лицо, но ничего не увидел и тогда воскресил перед мысленным взором тонкий профиль и порхающие над струнами руки.
— Тебе со мной лететь не стоит, — сказала она наконец. — Лучше всего, чтобы никто не догадался о нашем знакомстве.
— А мы знакомы? Я даже не знаю, как тебя зовут.
— Энн Кори. Личный номер Б-627, Гурнил.
— Привет, агент Б-627! Что ты делаешь в Команде Б?
— Помимо всего прочего преподаю музыку. Даю уроки дочерям куррианской знати, талантливым и не очень.
— Сколько агентов в Команде Б?
— Около двухсот человек.
— Две сотни? Ничего себе! Кто бы мог подумать, что на Курре столько наших! И все замаскированы под туземцев, полагаю?
— Агенты Бюро не маскируются, — холодно отрезала Энн. — Мы и есть туземцы, когда живем на Курре.
— Я понял. Значит, две сотни. Но если распределить по всей стране, не так уж и много.
— Разве координатор не ввел тебя в курс дела?
— Уилер всучил мне вашу священную книгу, которую я немедленно вернул обратно. Он также вкратце обрисовал обстановку. Лично я понял так, что куррианцев вполне устраивает существующий порядок вещей, иначе ваше Бюро не копалось бы тут четыреста лет. Еще я узнал, что король Ровва упорно не желает выкинуть такую штуку, которая возмутит всех его подданных. Возможно, тебя не заинтересует мнение профана, но я считаю, что у вас нет никакого права свергать здешнее правительство, если управляемый им народ доволен и счастлив. А то, что куррианцы довольны и счастливы, подтверждает невиданный расцвет изящных искусств.
— Тебе следует увидеть деревню одноруких, — мягко сказала она.
— Их немало, и в каждой живут мужчины и женщины, которым отсекли левую руку по локоть только за то, что они чем-то не угодили королю. Слуга чихнул, когда Ровва желал тишины, служанка разбила ценную вазу… Никто не застрахован от беды, даже королевские министры.
Платье опять зашуршало, а Форзон по-прежнему ничего не видел.
— Я учу куррианский язык, — поспешно сообщил он. — Дела идут неплохо, и думаю, через пару дней я смогу говорить свободно. Здешний язык совсем нетрудный. Гораздо труднее ходить в проклятом балахоне, который подобрали для меня ваши люди.
— В балахоне?
— Ну да, облачение жреца или что-то вроде этого. Все время наступаю на подол. От накладного носа я, честно говоря, тоже не в восторге, но если у всех жителей такие рубильники… — Он смолк, с ужасом представив кошмарный фальшивый нос на очаровательном личике Энн Кори.
— Зачем тебе жреческая ряса?
Форзон тяжело вздохнул.
— Мне придется изобразить из себя святого странника. Раштадт говорит, что на Курре их довольно много, и это абсолютно безопасная роль, поскольку ни один туземец не осмелится взглянуть на жреца дважды, а тем более заговорить. Но что я тебе рассказываю, ты и сама все знаешь.
— Отнюдь. В столице, где я живу… кстати, она называется Курра… В общем, странники туда не заходят.
— Правильно, они избегают городов, почитая их скопищем грешников и гнездилищем разврата. Чтобы попасть в Курру, мне понадобится альтернативная личность. А кстати, у тебя есть вторая личность?
— Разумеется. Каждый член Команды Б имеет несколько личностей.
— Звучит ободряюще. По крайней мере, я избавлюсь от балахона если не от дурацкого носа.