— Мы сделаем для вас все, что вы потребуете, — запротестовал Леблан.
Форзон покачал головой.
— Ваши агенты не годятся для моего дела. Возьмем, к примеру, Энн Кори. Она играет на торру и делает это очень хорошо, но умеет ли по-настоящему слушать? Расскажи-ка мне о музыкальных стилях, Энн!
Девушка смущенно промолчала.
— Я хочу понять страсть этого народа к красоте.
— Вы думаете, это поможет нам свергнуть короля Ровву?
— Откуда я знаю? Просто мне интересно.
Форзон еще не успел овладеть куррианским языком, но уже ощутил, что Поль Леблан изрядно его раздражает.
Начальник Команды Б все никак не мог пережить историю с крестьянкой и жреческой рясой. «Но почему? — вдруг ни с того ни с сего вопрошал он, нахмурив лоб. — Она ведь не может носить этот ларнорский балахон?» И через некоторое время восклицал, недоверчиво покачивая головой: «С ума сойти! Она даже не может его кому-нибудь показать!» В конце концов Форзон, исчерпав весь свой запас цитат о благородной любви к прекрасному, перестал реагировать на его риторические монологи.
Дней через двадцать после его высадки на материк ферму Леблана навестил очередной агент — живой, загорелый, общительный крепыш не первой молодости по имени Ханс Ультман. Ханс занимался поставками продуктов питания, и это занятие позволяло ему свободно передвигаться по всем центральным регионам Курра.
— Местечка для пассажира не найдется? — спросил его Форзон, и Ультман хрипловато, заразительно расхохотался.
— Если этот пассажир не против прошвырнуться пешком!
Леблан не возражал: коммерция Ультмана была совершенно легальной, а неспешное путешествие по Курру представляло генеральному координатору Гурнила идеальную возможность проникнуться духом этой страны и ее народа.
— По дороге вы увидите кое-кого из наших агентов, — пообещал он. — Весьма вероятно, что мы встретимся в столице, а если нет, вы всегда сможете вернуться сюда. И если вам придет в голову что-нибудь полезное…
Форзон нетерпеливо кивнул. В последние дни Леблан зациклился на мысли о срочной конвертации странной куррианской любви к искусству в пылкую страсть к демократии.
Они стартовали через два дня. У Ханса было шесть тяжелых фургонов, каждый из которых тянула пара спокойных упитанных эсков. Ультман шагал рядом с первой упряжкой; вторая и все остальные были привязаны веревкой к предыдущему фургону. Форзон пристроился к первой паре животных с другой стороны. Двадцать четыре деревянных колеса вразнобой скрипели, курлыкали и скрежетали так, что путники были вынуждены перекрикиваться через головы животных.
— Почему ты не смажешь эти проклятые колеса? — надсадно проорал Форзон.
— Правило Единицы! — весело гаркнул Ультман. — Тогда я буду виновен во внедрении технологического новшества! Местные жители не додумались до смазки, она им не нужна. Эта древесина такая твердая, что не истирается десятилетиями!
— А своих ушей им не жалко?
Ханс ухмыльнулся и промолчал, Форзон же провел весь последующий час в размышлениях о совместимости тонкого музыкального вкуса с терпимостью к душераздирающей какофонии.
Ультман специализировался на деликатесах, и в этом рейде скупал некие пикантные клубни, которые культивировались в немногих фермерских хозяйствах, разбросанных по всему центральному Курру. Фургоны неспешно катили по узким проселочным дорогам — от фермы к ферме, от деревни к деревне, и перед Форзоном открывалась сказочная Страна Чудес.
В деревне художников, раскинувшейся на живописном берегу широкой реки, все отпрыски мужского пола — от крошечных малышей до долговязых юнцов — с утра до вечера писали окрестные поля, виды на реку, лес и собственную деревню, спящих младенцев, младших сестренок и друг друга. Ни одного взрослого мужчины не было видно: в это время года все они бродили по Курру, живописуя семейные портреты и местные пейзажи для частных собраний куррианских домовладельцев.
Ультман с легкостью согласился задержаться, чтобы Форзон попозировал одному из подростков, чья живописная манера весьма его заинтересовала. К сожалению, парнишка так разволновался из-за первого в своей жизни заказа, что результат оказался довольно посредственным.
На Курре секреты мастерства ревностно оберегались и передавались от отца к сыну. Пока громоздкий караван из шести фургонов неспешно приближался к столице по неправильной спирали, они побывали у скульпторов, резчиков по дереву, ювелиров и даже в деревне поэтов-декламаторов.