Нет, воистину легенда не кончается. И пусть сам символ мира и согласия на поверку оказался во многих отношениях «угловатым» да еще и изрядно порубленным в разгоравшихся за ним драках, сама потребность в подобном символе, видимо, сегодня не менее актуальна, чем тысячу лет назад. Как и поиски Грааля: для каждого рыцаря — своего… □
Владимир Михайлов
ВЕК УХОДЯЩИЙ
2000 год — последний год двадцатого века и второго тысячелетия от Рождества Христова. Многие увлечены подведением итогов прошедших времен. Но мы решили подвести итоги… грядущего столетия! И потому обратились к нашим фантастам с просьбой взглянуть на будущий век с точки зрения историка. Месяц за месяцем они широкими мазками нарисуют картину прекрасного или ужасного нового мира. Первым в роли пророка выступит ветеран фантастического цеха России, один из самых уважаемых российских прозаиков.
Каким же был минувший двадцать первый?
Нелегким. Еще более противоречивым и взрывоопасным.
Почему?
Потому, что за уходящее столетие планета еще более обеднела. Выпустила в трубу значительно больше богатств, чем за двадцатый век. Он в этом смысле был всего лишь временем разбега, и к концу его цивилизация вошла, как говорится, во вкус мотовства. О катастрофических последствиях господства современной энергетики предупреждали давно, однако реальных шагов к сокращению хотя бы тепловых выбросов сделано не было. Предотвратить потепление климата человечество в двадцать первом веке не успело. В борьбе за экологию были, конечно, достигнуты некоторые успехи: отравлять атмосферу и воду промышленность научилась в меньшей степени — но достижения эти так и не приобрели планетарного характера.
Достигнуть глобальных улучшений помешало, надо полагать, продолжение и усиление социального разлада в мировом, как любили говорить в свое время, масштабе. Разлада в политике и экономике.
Прогнозируемое увеличение населения Земли до 9 миллиардов человек было достигнуто в основном за счет Юга и Востока. В то время как четыре пятых мировых благ оставались в собственности и пользовании Запада. Его помощь голодающим и больным — не людям, но народам — так и не вышла за рамки благотворительности. Иной метод потребовал бы прежде всего перехода на иные идеологические позиции. Но это для Запада было и остается табу.
Противостояние усилилось и обострилось, потому что людям Запада XXI века — с их имплантированными с детства биокомпьютерами, уже вошедшим в практику продлением жизни на столетие и более в результате генетической революции, с переходом на сетевое образование и сетевые же методы работы, с максимальной автоматизацией и роботизацией производства, практически уже стопроцентной — все еще противостояли те, кто и в двадцатом веке жил на уровне средневековья (если говорить о питании, образовании, здравоохранении, характере труда и достатке). Уходящий XXI век не принес им практически ничего хорошего. При этом 90 % населения благополучного Запада все более исповедовало изоляционизм — по принципу «Всех не пожалеешь». Могло ли улучшиться взаимопонимание между одними и другими? Сомнения в этом были еще в конце века двадцатого и, к сожалению, оправдались.
Единственное, в чем «остальной мир» не уступил Западу — вооружение. Первоначально его приобретали для решения местных конфликтов, но перенацелить его всегда было делом простым. Говоря о вооружении, я имею в виду и средства массового поражения, которые в первой половине века стали массовыми и по распространенности. Численно же Запад в 2100-м относится к остальному миру, как 1:7–1:10. Приходится сделать невеселый вывод: первое столетие третьего тысячелетия не очень-то смахивает на эпоху всеобщего мира и братства. И еще менее — всеобщего благоденствия.
Неотвратимо нараставший в глобальном масштабе антиамериканизм (о его происхождении говорено уже предостаточно) достиг своего пика где-то в начале второй четверти двадцать первого века. К тому же к 50-м годам XXI века главенство США в мире сошло на нет — не в последнюю очередь в результате политических и экономических неурядиц в самой стране. Не стоит также забывать о том, что к этому времени окончательно созрело общее представление о христианстве как о религии сытых и благополучных; роль же веры бедных и обиженных стал играть ислам — в особенности после того, как внутри этого вероучения мумины, продолжая исламскую реформацию, одержали верх над вооруженными фанатиками и просто бандитами. Исламское миссионерство на Западе многократно усилилось, и Америка ощутила это раньше остальных.