Урс не стал расспрашивать дальше.
Кормак несся, пока у него не начали гореть подошвы, а легким перестало хватать воздуха. Но он знал, что ему не убежать от всадников, следующих за ним по узкой тропе, и не сразить всех, кто перешел ручей слева от него, а теперь двигался наперерез. Мальчишка пытался добраться до гребня, где, казалось, он сумеет убить одного охотника или даже двух. Если бы одним из них оказался Агвайн!
Он попытался перепрыгнуть через круглый валун на тропе, но усталые ноги плохо повиновались, он зацепился носком и упал в траву. Меч выскользнул из пальцев мальчика. Он вскочил, хотел подобрать меч… и тут чья-то рука сомкнулась на рукояти.
— Интересный клинок, — сказал высокий человек в плаще с капюшоном. Кормак выхватил нож, готовясь броситься на незнакомца. Но тот протянул меч рукояткой вперед совсем растерявшемуся мальчику.
— Давай-ка за мной.
Мужчина нырнул в подлесок и отогнул пышный куст, за которым оказалась неглубокая пещера.
Менее чем через минуту мимо убежища проскакали охотники-саксы. Незнакомец откинул капюшон и провел руками по густым черным волосам, посеребренным сединой, которые ниспадали на его широкие плечи. Его глаза были глубоко посажены, а борода струилась, будто львиная грива. Мужчина усмехнулся.
— Да, пожалуй, они заметно превосходили тебя численностью, юноша.
— Ты святой отшельник?
— Я понимаю Таинства. Как тебя зовут?
— Кормак. А тебя?
— Я Откровение. Ты хочешь есть?
— Они вернутся. Мне надо идти.
— А ты мне показался неглупым.
— Я не дурак, почтенный Откровение. Но я все равно не смогу пройти через весь сакский юг невидимкой. И не хочу, чтобы тебя убили вместе со мной. Благодарю тебя за твою доброту.
— Как тебе угодно. Но прежде поешь! Таково первое правило воина,
Кормак прислонился спиной к стене и взял протянутый ему ломоть хлеба с сыром. Еда была наслаждением, как и прохладная вода из обтянутой кожей фляжки.
— А сейчас усни. Поговорим позже, когда опасность минует. — Откровение прижал ладонь ко лбу Кормака.
Мгновенно мальчика окутала дремота. И он погрузился в сон без сновидений.
Проснулся он глубокой ночью и обнаружил, что укрыт толстым шерстяным одеялом и под голову ему положен свернутый плащ. Перевернувшись на другой бок, он увидел, что Откровение сидит у костерка в глубокой задумчивости.
— Благодарю тебя, — сказал Кормак.
— Не стоит благодарности. Как ты себя чувствуешь?
— Отдохнувшим.
— Расскажи мне про Гристу.
— Откуда ты знаешь, как его звали?
Бородач улыбнулся.
— Ты звал его во сне. Он был твоим другом?
— Да. Он потерял правую руку, сражаясь против Кровавого короля. И стал козопасом. Он меня вырастил, и я был ему как сын.
— Значит, ты был его сыном: отцовство ведь не просто узы крови. Почему они тебя ненавидят?
— Не знаю, — ответил Кормак, памятуя последние слова Гристы.
— И куда ты теперь направишься?
— В Дубрис. Там я смогу найти работу.
— Почему бы тебе не пойти со мной в Новиамагус? Дорога приятная, и я буду рад спутнику.
— На западе мои враги.
— Забудь о своих врагах, Кормак. Они не причинят тебе зла. Ведь они тебя не узнают. Вот погляди! — Он протянул мальчику зеркало из отполированной бронзы. Кормак взял его и ахнул: на него оттуда смотрел темноволосый юноша с узкими губами и круглым лицом.
— Ты чернокнижник? — прошептал он и замер от ужаса.
— Нет, — был негромкий ответ. — Я Откровение.
Глава 4
Новиамагус был цветущим городом в устье реки, разбогатевшим на торговле с сикамбрами в Галлии, берберами в Африке и купцами в Италии, Греции, Фракии и Каппадокии. В Новиамагусе в старинных прекрасных римских зданиях и их убогих подобиях, сооруженных из песчаника и бревен, жило более шести тысяч горожан.
Кормак никогда еще не видел столько людей, сосредоточенных в одном месте, как теперь, пока он и Откровение петляли по узким улочкам мимо базаров и площадей, лавок и торговых складов. Горожане в алых, зеленых, голубых, оранжевых и желтых плащах казались мальчику королями.
— Куда мы идем? — спросил мальчик.
— Уже пришли, — ответил Откровение, распахивая дверь и входя в длинную комнату с десятком столов, скамейками и стульями.
Там стояла духота, и в стенах не было окон. Они сели за угловой стол, словно не заметив других пятерых посетителей. К ним, вытирая руки грязноватой тряпкой, подошел худой человек с острой, как у хорька, мордочкой.