— Вот уж сюрприз так сюрприз! — заговорила Нэнси. — Что же ты мне не сообщила, что приедешь?
— Я тебе сообщала. Несколько раз.
— Правда? Ты звонила? — опечалилась Нэнси. — Я же ему говорила, что домкомп барахлит, а он не поверил.
За спиной Нэнси возник респектабельный мужчина с огромной копной серебряных волос.
— Кто это? — вопросил он властным баритоном. Оглядел Зоранну.
— Полагаю, вы Зо, — провозгласил он. — Какое счастье!
Обойдя Нэнси, он крепко обнял Зоранну и запечатлел на ее щеке пылкий поцелуй. Незнакомец был выше ее на голову.
— Я Виктор. Виктор Воль. Заходите, пожалуйста. Ох, Нэнси, неужели твоя сестра так и будет стоять в коридоре? — и он увлек обеих женщин в квартиру.
Зоранна была готова увидеть небольшую комнату — но это была настоящая конура. А мебель? Зоранна предполагала, что сестра обходится находками с помоек. Но полная комната больничных коек?! Зоранне потребовалось несколько минут, чтобы осмыслить увиденное. В гостиной площадью три на пять метров разместилось две дюжины кроватей: половина на полу, а остальные, перевернутые, на потолке. Только тут Зоранна поняла, что перед ней голограммы. Каждая кровать представляла собой отдельный «кадр», транслируемый из другого места. Кадры чуть-чуть накладывались друг на друга, образуя своеобразные «снежинки» из шести кроватей, на них лежали тяжелобольные. Гостиная не была освещена — только сквозь голограммы просачивался свет разномастных ламп. Настоящей мебели мало — какие-то шкафчики и стулья, придвинутые вплотную к стене. В углу стоял обшарпанный туалетный столик, превращенный в алтарь неведомого святого. Несколько свечек выхватывали из сумрака старинное плоское изображение рослого босоногого мужчины, закутанного с головы до ног в широкую рясу.
— Что здесь творится, Нэнси? — воскликнула Зоранна.
— Это моя работа, — гордо произнесла сестра.
— Прошу вас, — сказал Виктор, учтиво выпроваживая обеих за перегородку. — Давайте поговорим на кухне. Вы уже обедали, Зо?
— Да, спасибо, — ответила Зоранна, — я поела в дороге.
Ей пришлось пройти сквозь кровать, на которой корчился от боли неведомый мужчина; иначе на кухню никак нельзя было попасть.
— Извините, — проронила она. Похоже, он привык к подобному обращению, так как просто закрыл глаза, пропуская ее.
Кухня представляла собой всего лишь часть гостиной, отгороженную шкафами и стойкой. Там тоже не обошлось без койки, но лежавший на ней седой старик с разинутым ртом то ли спал, то ли находился в коме.
— Думаю, Эдварду какое-то время будет не до нас, — проговорил Виктор. — Комп, сотри эту голограмму. Извините, Эдвард, но нам нужно место.
Голограмма исчезла, и Виктор пригласил Зоранну сесть на табурет у стойки.
— Хотите чаю? Может быть, капельку коньяка?
— Спасибо, — произнесла Зоранна, примостившись на табурете и скрестив ноги. Чай — это прекрасно.
Ее сестра, войдя в кухню, откинула сиденье «ходунков» и собиралась уже присесть — но тут из спальни донесся душераздирающий стон.
— Нэ-э-э-нси, — взывал голос (мужской или женский, неясно). — Нэ-э-энси, вы мне очень нужны.
— Извини, — сказала Нэнси.
— Я схожу с тобой, — заявила Зоранна.
Спальня оказалась вполовину меньше гостиной. Голографических кроватей в ней тоже было в два раза меньше. У дальней стены стояла еще одна — настоящая. На нее Зоранна и села. Тумбочка, приспособленная под шкаф ниша, столик-трюмо. В шкафу висела недешевая на вид мужская одежда. Из-под тумбочки торчали мужские тапочки. Над тумбочкой висела голограмма: трансляция футбольного матча. Крохотные спортсмены в ярких майках носились по полю размером с салфетку. Звук был отключен.
Нэнси уселась под женщиной с отечным лицом, чья койка была на потолке.
— Что ты, собственно, делаешь с этими людьми? — спросила Зоранна.
— В основном слушаю, — отозвалась Нэнси. — Я помощница в госпитале.
— Зачем? — поразилась Зоранна. — Я ведь посылала тебе деньги.
— Мне это нужно. — Нэнси задрала голову к женщине: — Я здесь, миссис Хурли. На что жалуетесь?
Зоранна принялась рассматривать голограммы. Как и в гостиной, каждая кровать транслировалась отдельно. В углу всех кадров виднелись эмблема телекоммуникационной сети и счетчик. За все это интерактивное эфирное время кто-то выкладывает неплохие денежки.
Разглядев Нэнси, женщина начала причитать:
— Ой, Нэнси, спасибо, хоть вы меня не бросили. Я лежу вся сырая, но они отказываются сменить белье, пока я не подпишу какое-то разрешение. Какое разрешение, зачем подписывать — никак не пойму.