Но главное, что опыт был сделан. Хочется верить, что ежегодник «Фантастика» вернулся к читателям надолго. И каждый новый том будет лучше прежнего, а значит, есть все основания надеяться, что в ближайшем будущем возродятся в нашей фантастике самые трудные из прозаических жанров — рассказ и короткая повесть.
Рецензии
Александр ГРОМОВ
ЗАПРЕТНЫЙ МИР
Москва: ACT, 2000. — 448 с.
(Серия «Звездный лабиринт»).
10 000 экз. (п)
Писатель А. Громов очень не любит фэнтези. Сядет он, бывало, в кресло, возьмет с полки «Властелина колец», прочтет для возбуждения пару страниц, да как запустит книгой в стенку, только штукатурка сыплется. Не верите? Зайдите к нему в гости — все обои в выбоинах, а в углу томик Толкина валяется. Вот такая случилась нелюбовь.
Но потехе, как известно, час, а делу — время. Встречает как-то писателя А. Громова его издатель и говорит: «Послушайте, Александр, все сейчас пишут фэнтези, даже Лазарчук, вон, сподобился. И вам надо бы». Ну надо, так надо. Сел А. Громов и стал писать про магов, мечи, сражения и т. п. Одним словом, хотел честно и законопослушно выполнить социальный заказ. Хотел сделать, как лучше, а получилось, как всегда — исследование негативных тенденций пребывания человечества на планете Земля.
Новая книга А. Громова «Запретный мир» никакого отношения к фэнтези, слава Богу, не имеет. Это, скорее, квазиисторический роман с социально-фантастической начинкой. Слог автора, по сравнению с ранними вещами, существенно изменился: здесь заметно меньше жесткого «драйва», характерного, скажем, для «Мягкой посадки», стиль стал более выдержанным, отчасти даже академичным. Читатель плавно погружается в историю двух наших современников, попавших в самое начало бронзового века — причем не нашего мира, а параллельного. Такое громадное отставание в развитии объясняется наличием некоего Договора между всеми соседними мирами, который позволяет сохранять хрупкое равновесие. Попав в подверженное искусственной стагнации общество, наши герои, Витюня и Юрик, нарушают это равновесие — и начинается бурное развитие, которое, правда, через несколько тысячелетий грозит привести человечество к гибели в результате экологической катастрофы.
Что лучше: просидеть всю жизнь в вонючей землянке с теплой женой под боком, кружкой мутного пива в одной руке и медным топором в другой или своими руками делать историю? Герои «Запретного мира» совершают свой выбор. Автор, похоже, тоже. Что ж, кесарю — кесарево, а Дикобразу — дикобразово.
Фред САБЕРХАГЕН
СИНЯЯ СМЕРТЬ
Моста: ЭКСМО, 2000. — 544 с.
Пер. с англ. О. Cmenашкиной, И. Непочатовой
(Серия «Стальная Крыса» ). 10 000 экз. (п)
Итак, бесконечная война, которую ведут люди и озверевшие от запрограммированной ненависти роботы-убийцы, продолжается в бесконечном сериале.
В эту книгу вошли два эпизода этой изрядно затянувшейся битвы — «Трон берсерка» и «Синяя смерть». В первом произведении речь идет о том, что бывает с людьми, которые все же объявляют своим Кольцо Всевластия. Правда, изгнанный с родной планеты принц Хариварман не похож на Фродо, а код управления командой берсерков — на Кольцо Саурона, однако какое-то послевкусие остается. Но не более!
Разумеется, интрига лихо закручена, ложные ходы могут сбить с толку неискушенного читателя, но финал изрядно притянут за уши, слишком многое приходится объяснять задним числом. Нехитрая мораль сводится к тому, что любой контакт с врагом опасен, а потому хороший берсерк — мертвый берсерк.
Вторая вещь — «Синяя смерть» — претендует на некоторую изощренность. При большом желании можно усмотреть даже какие-то аллюзии с капитаном Ахавом, преследующим Моби Дика. В этом произведении главный герой — капитан Доминго — охотится за берсерком Левиафаном. Здесь нет никаких полутонов; дистиллированная ненависть к роботу, погубившему его планету, не замутнена никакими политкорректными рассуждениями. Во имя мести капитан Доминго готов пожертвовать собой и всеми, кто пошел с ним в длительный поход. Разумеется, он победит, но радости это ему не доставит.
Ранние произведения Саберхагена о берсерках поражали оригинальностью сюжета, тонким психологизмом, неожиданным финалом. Но когда это дело поставили на конвейер, мы получили очередную поделку — не хуже и не лучше тысячи других.