Все правильно.
Дон Кихот с перебитым позвоночником; Дон Кихот, перерубленный лопатой червяк…
Скрипнула дверь. Алонсо осекся; на пороге стояла бледная, не похожая на себя Фелиса.
Молчание. Как? Как она посмела вернуться сюда?! Негоже стоять перед служанкой на коленях. Удерживая стон, Алонсо поднялся.
Девчонка перевела дыхание:
— Сеньор… Алонсо. Я пришла, чтобы сказать… я сейчас уйду. Дело в том, что Панчита только что… отчим ее опять избил… и Панчита только что… повесилась.
Занимается рассвет. Утро двадцать восьмого июля — священный для Кихано день.
Панчиту не вернуть. Светловолосую веснушчатую девчонку двенадцати лет, с костлявыми плечами, обветрившимися губами и неуверенной испуганной улыбкой. Ребенка, успевшего познать голод, побои, немножко ласки от тети Альдонсы, горячую любовь к самодельной кукле — и последние минуты в захлестнувшейся неумелой петле…
Где же ты был, Дон Кихот?!
— Сеньор и господин мой, — сдавленным шепотом сказал Санчо.
— Ну же… поедем. Утро, я слышу, как призывно ревет в конюшне мой Серый… Поедем! Берите копье, надевайте латы… все готово. В путь… Мы отправимся по холодку, потом встанет солнце… И вы увидите — еще до вечера мы успеем кого-нибудь спасти. Мы спасем! Мы всех спасем! Мы больше никому не дадим погибнуть! Поедемте, мой Дон Кихот… Давайте, одевайтесь… Ну!
И Алонсо, ступая странно, раскорякой, едва передвигая ноги, приблизился к разложенным на возвышении доспехам.
— Ну же! — говорил Санчо. — Ну! Дон Кихот… должен быть! Все это ерунда, все это суета, надевайте свой шлем. Кто может нас удержать, какие препятствия, какие волшебники, какие враги. Никто нас не удержит! Надевайте шлем! Берите копье!
Алонсо на секунду потерял равновесие. Ухватился руками за край возвышения, погрозил небу кулаком, протянул руку, желая взять копье…
Отдернул.
Потянулся к шлему… Подержал его в руках…
Выронил.
— Это же не шлем, — сказал удивленно. — Это… это тазик… для бритья. Как же я… надену его? На кого я буду похож? На чучело?!
Санчо хотел еще что-то сказать, но замолчал, будто ему заткнули рот.
— Я не верю, — с ужасом сказал Алонсо. — У меня будто веру… удалили. Вырезали, как гланды. Я не могу! Все…
И тогда он лег лицом в груду доспехов и заплакал.
Она стояла и смотрела на дело рук своих.
Этот новый, незнакомый, сломленный человек не мог ступить и шагу. Санчо почти на руках перетащил его в кресло. Что-то бормотал, увещевая, уговаривая, повторяя благую ложь о том, что все пройдет, что они выйдут позже, что надо отдохнуть и прийти в себя, что все будет хорошо…
Вот теперь все, что он говорил, стало правдой. Теперь и только теперь Дон Кихот действительно мертв.
Дон Кихот мертв и побежден.
Дон Кихот никогда не выступит в поход.
Не станет произносить пространных речей о справедливости, не станет смешить своими выходками пастухов и погонщиков мулов, не будет провоцировать власть имущих на жестокие мистификации.
И, разумеется, на помощь от Дон Кихота никому рассчитывать не придется. Ее и так было с кошкин хвост, этой помощи…
Мир без Дон Кихота.
Пустыня. Горячий ветер, растрескавшаяся земля. Белые кости. И стервятники, стервятники в небе, тучи стервятников, на всех не хватит добычи…
Этот человек, скорчившийся в кресле. Этот новый жалкий человек — все, что осталось от ее Алонсо.
И что, теперь ничего нельзя сделать? Прежнего Алонсо не вернуть, как не вернуть Панчиту?
Альдонса увидела, что стоит перед возвышением, на котором разложены доспехи. А рядом валяется бритвенный тазик…
Который так долго был славным шлемом, что грех оставлять его вот так, на полу.
Она посмотрела в глаза собственному отражению, которое глянуло на нее с той стороны полированной стали. И, когда шлем лег на ее голову, она почти не ощутила его тяжести.
Нагрудник…
«Верю».
Наплечники…
Вам смешно? Смейтесь. Глупая баба отправляется в героический поход? Верхом на Росинанте? В рыцарских доспехах? В путь, который и здоровому-то мужику не под силу, а тем паче — бессмыслен?
Она повернула голову — и встретилась глазами с Санчо.
Да, оруженосец совсем ошалел — у него был такой глупый вид, что она не выдержала и рассмеялась.
Взяла в руки копье… Примерилась… Ничего, сойдет. Снести пару-тройку великанов — в самый раз.
Подняла подбородок:
— Алонсо… Я вернусь. Понимаешь… что бы там ни было, но Дон Кихот… Прощай. До свидания, Алонсо.