— Ох! — только и произнесла Вениша.
На следующий день Фанни отвергла предложение Вениши снова сходить в деревню за хлебом, вместо этого послала ее с корзиной овощей и кастрюлей супа нанести благотворительный визит одному нуждающемуся семейству в Пайпере. «Поскольку, — сказала Фанни, — рассеянность при покупках обходится недешево, но если Вениша отдаст суп каким-нибудь другим беднякам, разница невелика».
Вениша отнесла корзину бедной семье в Пайпере, но на обратном пути пролезла в прореху в ограде, где узкая, извивающаяся тропка отходила от главной дороги и постепенно спускалась вниз. Мощные старые деревья росли с обеих сторон, их ветки переплетались над тропинкой, образуя тенистый навес, пробивающиеся сквозь листву лучи солнца выхватывали из тени то кустик фиалок, то несколько стебельков травы. Никакой другой английский пейзаж сейчас не мог бы быть приятнее глазу Вениши, чем эта зеленая тропинка, потому что это была та самая тропинка, о которой Фанни говорила, что она ведет к дому миссис Мабб, и все мысли Вениши были только об этом доме и его обитателях. «Может быть, — думала она, — я просто немножко прогуляюсь по тропинке. И может быть, если это не очень далеко, я подойду и взгляну на дом. Мне хотелось бы убедиться, что он счастлив».
Как она предполагала убедиться в том, что капитан счастлив, взглянув издали на странный дом, она сама точно не представляла, но продолжала идти по тропинке, миновала заросший камышами пруд, поднялась к древним камням и пошла дальше, пока не добралась до места, где, казалось, существовали только округлые зеленые холмы и больше ничего.
Здесь было тихо и безлюдно. Трава, росшая на холмах и в долине, была нетронута, словно водная гладь — в довершение сходства под ветром по ней пробегала рябь. На противоположном холме стоял старинного вида дом из серого камня. Это был очень высокий дом, почти что башня, окруженный высокой каменной стеной, в которой не было видно ни калитки, ни ворот; ни одна тропка не вела к этому дому. Но, как бы ни был высок дом, еще выше поднимался за ним освещенный солнцем лес. И Венише никак не удавалось отделаться от дурацкой мысли, что на самом деле она смотрит на очень маленький дом, который мог бы принадлежать полевой мыши, или пчеле, или бабочке — домик среди травы.
«Не надо здесь больше оставаться, — подумала Вениша. — Как я могла предполагать, что встречу капитана или миссис Мабб? Что за ужасная мысль!»
Она повернулась и пошла прочь очень быстро, но не успела уйти далеко, как услышала позади стук копыт.
«Не стану оборачиваться, — подумала она, — потому что, если это капитан Фокс, я уверена, он будет так добр, что позволит мне спокойно вернуться домой».
Но стук копыт приближался, теперь, казалось, что целая армия скачет среди тихих холмов. Вениша в изумлении обернулась посмотреть, что бы это могло быть.
На Венише было старинного фасона платье из тонкой синей шерсти. Лиф расшит лютиками и маргаритками, талия занижена. Юбка не очень длинная, но со множеством льняных нижних юбок. Минуту или две она раздумывала над этим.
«Наверное, — решила она, — это костюм молочницы, или пастушки, или какой другой сельской жительницы. Как странно! Не могу припомнить, чтобы я когда-нибудь была молочницей или пастушкой. Наверное, я должна играть роль в какой-то пьесе — но боюсь, я совсем не готова, ведь я не помню ни одной своей реплики».
— Щеки немного порозовели, — послышался встревоженный голос Фанни. — Как вам кажется, мистер Хокинс?
Вениша обнаружила, что находится в гостиной Фанни. А мистер Хокинс стоит на коленях на каменных плитах пола перед ее креслом. Рядом — таз с водой, над которой поднимается пар, а за ним — пара старых шелковых бальных туфель. Мистер Хокинс мокрым полотенцем протирал ей ноги. Это тоже было странно — ей никогда прежде не приходилось видеть его за подобным занятием. Потом он начал очень сосредоточенно промокать ей лицо.
— Осторожнее, мистер Хокинс! — воскликнула его жена. — Не напустите мыла девочке в глаза! О, моя дорогая! Я в жизни не была так напугана, как когда тебя принесли домой! Думала, упаду в обморок, и мистер Хокинс того же мнения.
Фанни была серьезно встревожена, это отразилось на ее лице. У нее всегда были запавшие глаза и впалые щеки — сказывались пятнадцать лет борьбы с нуждой, — но сейчас от страха щеки впали еще глубже, глаза были, круглыми, испуганными, а нос заострился и стал похож на кончик ножниц.
Какое-то время Вениша смотрела на Фанни, пытаясь понять, что ее так встревожило. Затем, опустив взгляд на свои руки, поразилась, насколько они исцарапаны. Провела рукой по лицу и почувствовала боль.