Выбрать главу

Сюжет знаком[18] — и это единственный его недостаток. Нет, господа, сюжет, фабула, композиция — это последнее, по поводу чего я бы бросил в автора камень. Единственная, повторяю, претензия: отсутствие новизны, но разве в фантастических сюжетах непременно нужна новизна?

Так же не нов и часто встречался в литературе герой: романтик, в одиночку борющийся с косной системой. Это тоже не недостаток, ибо такая борьба рождает именно таких героев, и характеру Штерна нельзя отказать в формальном правдоподобии.

Открытие, ради которого герой, по сути, отдал жизнь, тоже не ново, но ведь считается (впрочем, лично мне такое отношение к фантастике всегда казалось нелепым), что в фантастической литературе новые фантастические идеи не обязательны.

При таком подходе к фантастическим идеям неизбежно должно было появиться произведение в своем роде эпохальное, доказывающее самим своим существованием, что жанр научной фантастики в ее русском варианте умер и похоронен.

Вот в чем заключается выдающееся открытие, сделанное героем повести Синякина аэронавтом Штерном: Земля, оказывается, плоская и покоится на трех китах, а небо есть твердь, расположенная на высоте нескольких десятков километров.

Хочется спросить автора: вы это серьезно? Нет, я понимаю, конечно, что на самом деле Синякин не предполагает, что Земля — плоский круг. Это — удачная, на его взгляд и взгляд уважаемых жюри и Б. Н. Стругацкого, метафора. Нужно было взять какую-то идею, способную быть изображенной в качестве открытия мирового значения. Можно было взять другую идею — мировой лед, например. Или теорию флогистона. Или еще что-нибудь столь же выдающееся.

Я так и слышу хор моих оппонентов: ведь повесть-то совсем не о том! Повесть-то о герое-мученике, о его мужественном сопротивлении бездушной машине подавления…

Да-да, конечно. Но я, извините, не верю этому герою, и этому автору, и этому сюжету — по той простой причине, что не могу поверить в то, что это серьезно. А для фарса то, что написано, серьезно вдвойне и потому попросту глупо.

Какие замечательные примеры можно найти в фантастике, где герои-одиночки восстают против косности, идут вперед и побеждают (или погибают, но все равно побеждают, ибо в любом случае новое, неизведанное одерживает победу над косным, отживающим): «Мастера» Ле Гуин, например, или «Стена мрака» Кларка, или «Стена вокруг мира» Когсуэлла! Уж насколько абстрактнее, казалось бы, юноша Шерван из «Стены мрака», насколько он дальше от реальности, чем жизненно выписанный Штерн! Но Шерван запомнился мне на всю жизнь, и подвиг его запомнился, и идея, ради которой он пошел против своих соплеменников, запомнилась своей красотой и необычностью.

Неужели никто не заметил, что повесть Синякина окончательно доказала: в современной русской фантастике новые идеи не нужны никому — ни читателям, голосующим рублем, ни писателям-фантастам? Более того: новые идеи не просто не нужны, они вредны!

А действительно, зачем фантастике новые научно-фантастические идеи, если:

а) фантастика, как и литература «большого потока», пишет о людях, а всякие там звездолеты и планеты суть лишь фон, антураж, сцена, на которой разыгрывается драма жизни;

б) фантастика, в принципе, не может предсказывать или прогнозировать будущее, она лишь конструирует миры — близкие к современности или не очень — с единственной целью: рассказать о неизменных с далекого прошлого человеческих характерах и отношениях;

в) как следствие — идеи в фантастике конструируются так же, как складывается мозаика из давно известных элементов.

Мне уже приходилось читать — в том числе и в статьях весьма уважаемых мэтров, что научно-техническая фантастика умерла, и мир ее праху, и слава Богу, что ее больше нет. Приходилось читать, что фантастика не должна заниматься прогнозами, поскольку это в любом случае — тыкание пальцем в небо с тем же нулевым результатом, ибо предсказания фантастов не оправдываются никогда, да и не нужно, чтобы они оправдывались. Фантастика — литература, а потому… см. выше.

Вот еще утверждение, которое мне в последнее время приходилось многократно и читать, и слышать: «Читателям плевать на философские мысли и проблемы автора, они платят деньги не за это, а за интересную историю. Если же там будет еще и философия, кроме увлекательной истории, то это не помешает, но деньги платят не за философские откровения».

Почему, хотел бы я знать, уважаемые авторы и критики дают право на жизнь лишь тому из многочисленных поджанров фантастики, который им нравится по складу их ума? И почему уважаемые авторы и критики полагают, что точно знают, за что платят деньги читатели? Мне лично, как читателю, интересны как раз «философские мысли и проблемы автора», а если там еще будет и интересная история, то это не помешает. Имею я право на такое восприятие фантастики? Полагаю, что да. И сдается мне почему-то, что так думаю не только я — убежден, среди читателей найдется не один человек, согласный с этой, а не с противоположной точкой зрения.

вернуться

18

Изложение автором статьи сюжета повести опущено: она хорошо известна нашим читателям.