— До настоящего момента, — медленно добавил чиновник, — ни один человек не пострадал. Пока не пострадал… Несмотря на это, администрация колонии сочла необходимым известить вас о возможных беспорядках до того, как автобусы доставят вас в городской центр для новоприбывших. Автобусы будут ходить, и все же, если кто-то захочет провести хотя бы первую ночь здесь, в безопасности… — Тут он покровительственно улыбнулся. — Как говорится, в тесноте, да не в обиде. Всех, кто пожелает остаться в астропорту, мы обеспечим спальными местами. В здании терминала имеются душевые и туалетные комнаты, а продуктов в столовой хватит, чтобы накормить желающих горячим ужином.
Чиновник бормотал что-то еще, но я его почти не слушал. Самое главное он уже сказал. Революция в Раю — вот уж поистине было от чего прийти в отчаяние! Совсем не об этом я мечтал, когда летел на Каледонию, и уж меньше всего мне хотелось бы снова стать военным корреспондентом. Кто-то, быть может, скажет, что таков был мой гражданский долг… Что ж, в таком случае отвечу: этот долг я заплатил сорок лет назад и заплатил сполна. Теперь я хотел быть просто самим собой — пожилым профессором филологии и поэтом, пользовавшимся кое-какой известностью. Амплуа «своего парня»-журналиста, отправившегося за тридевять планет в поисках сюжета и мимоходом спасшего от гибели юную цивилизацию, давно перестало казаться мне привлекательным.
Но с другой стороны, спросил я себя, разве я согласился поехать на Каледонию только затем, чтобы прочесть в здешнем университете двухгодичный курс лекций? Разве не надеялся я, что, живя на этой отдаленной планете, научусь лучше понимать местную природу и местных жителей, и это станет основой и для моей педагогической деятельности, и для моего творчества? Кроме того, сколько бы я ни обманывал себя, журналист, своими глазами видевший, как начинался Конфликт, как он набирал обороты и как почти полсотни лет назад он наконец угас, никуда не делся. Он все еще был жив, и подчас мне приходилось прилагать значительные усилия, чтобы справиться с этим чрезмерно любопытным и напористым типом.
Вздохнув, я начал бочком протискиваться к выходу, возле которого находилась стойка для выдачи багажа. Я собирался забрать свои чемоданы и сесть на первый же автобус. Никаких сомнений в том, что очень скоро мне придется пожалеть об этом решении и что первая ночь в незнакомом городе будет, скорее всего, беспокойной, у меня не было, однако я слишком хорошо знал: иногда приходится делать не то, что хочется, а то, что надо. Этот урок когда-то преподала мне сама жизнь, и — Бог свидетель! — я хорошо его усвоил.
Я был уже почти около стойки, когда кто-то взял меня за плечо.
— Мистер Лэмб?..
Я кивнул.
— Он самый. Чем могу быть полезен?
— Мое имя Пол Силз, сэр, я корреспондент местной газеты «Обсервер». Редакция послала меня, чтобы подготовить репортаж о вашем прибытии. Если не имеете ничего против, я мог бы подбросить вас до города на своей тачке, а по пути мы бы обсудили…
Немного поразмыслив, я кивнул. Силза послала мне сама судьба. Бесплатный транспорт до города и неисчерпаемый кладезь последних местных новостей — вот что я получал, согласившись на его предложение. К тому же довольно скоро я убедился, что этот долговязый представитель местной прессы был совсем неплохим парнем. Его серьезность, хотя и показалась мне на первый взгляд чрезмерно глубокой, производила, в общем, благоприятное впечатление. Еще больше расположило меня к Полу его прямодушие.
— Уверен, ты бы предпочел работать сегодня в городе, — заметил я, когда Пол, уложив мои чемоданы в багажник машины, сел за руль.
В ответ он рассмеялся и кивнул.
— Хорошо хоть, вы прилетели, и я не зря мотался, — сказал он. Сообщение о вашем приезде попало к нам примерно полгода назад, но мы не знали точно, с каким транспортом вы прибудете.
Пол Силз оказался весьма общительным парнем. Вместо того, чтобы брать у меня интервью, всю дорогу до города он проговорил сам. Главной темой, от которой он почти не отклонялся, были, разумеется, нынешние беспорядки. Пока машина Силза спускалась к Льюкарсу узкими горными долинами, я узнал все, что меня интересовало; лишь изредка я задавал ему один-два вопроса, если что-то было мне не совсем ясно.
— Беспорядки — это, пожалуй, слишком сильно сказано, — сказал Пол. — Впрочем, и старшие колонисты, и младо каледонцы шумят изрядно — того и гляди вцепятся друг другу в лацканы. К счастью, до этого пока не доходило. В массовых масштабах…
— Кто такие эти «младокаледонцы»? — уточнил я. Слово показалось мне непонятным.