Прошло несколько томительных минут, и визголет опустился на холм. Утробное урчание двигателей смолкло, в корме открылась диафрагма люка, и на пандусе пологого трапа, выдвинувшегося из молочно-белой брони, показалась фигура сгудонца — дельфиноголового существа, с комичной важностью ступавшего на коротеньких толстых ножках. По совести сказать, не очень-то они симпатичный народ — эти наши благодетели и владыки.
Сгудонец оглядел толпу, потом поднял руку и чуть заметно взмахнул ею, приветствуя людей. В ответ раздался дружный вздох, который мог означать и приветствие, и благодарность, и преклонение, и раболепный восторг. Я почти сразу заметил, что на сгудонце не было персонального защитного устройства, какие они всегда носили на Земле. Такое устройство создавало вокруг обладателя нечто вроде защитного поля, которое своим мерцанием и негромким потрескиванием напоминало окружающим, кто является хозяином положения. Очевидно, в мире, который сгудонцы создали для своих друзей-землян, они не считали нужным использовать подобные устройства, хотя им не могло не быть известно о недавних взрывах. Сгудонцы, несомненно, считали, что старые колонисты и младокаледонцы могут убивать друг друга сколько им угодно, но ни одна группировка не осмелится перерубить питавшую их пуповину и причинить вред тем, от кого зависело само существование колонии.
Между тем на пандус поднялись несколько человек — очевидно, представителей местной администрации. Они обменялись с посланцем Сгудона рукопожатиями и, повернувшись к согражданам, тоже помахали им руками. Затем вся группа двинулась вниз, на ходу обмениваясь улыбками и рукопожатиями с теми, кто стоял ближе всех к трапу, и наконец разместилась в двух сверкающих лимузинах. («Интересно, — подумалось мне, — во что обошлась их доставка?») Люк корабля тем временем закрылся, и огромный визголет замер, словно в ожидании — молчаливый, могучий, надежно запертый.
Я огляделся по сторонам. Пожилой колонист, стоявший рядом, перехватил мой взгляд и улыбнулся.
— Обычно они прилетают не чаще одного раза в год, — сказал он, — но за последние шесть месяцев это уже третья посадка. Мощные все-таки штуки, эти их корабли, не так ли? А сколько они для нас сделали! Уму непостижимо!..
В ответ я только покачал головой и медленно пошел прочь. Настроение у меня было, прямо сказать, невеселое. Я думал о том, что великий Сгудон сделал со всеми нами в своем стремлении к гармонии и прибыли. Здесь, на границе империи, их могущество особенно потрясало. Подавленный этими грустными размышлениями, я медленно брел по пустынным аллеям парка. Вновь начавшийся дождь бросал мне в лицо мелкие холодные капли, а резкий ветер рвал из рук полы пиджака, который я пытался запахнуть поплотнее.
Внезапно позади меня раздался шум мотора, и, обернувшись, я увидел один из лимузинов. Я посторонился, чтобы дать ему дорогу, поскольку аллея была довольно узка, но, нагнав меня, машина неожиданно затормозила. Задняя дверь распахнулась, и в полутемном салоне кто-то громко хихикнул. Туклик!
— Это было неплохо, мис-стер Лэмб, не так ли? С-совсем как в ваш-шем фильме о том, как Земля перес-стала врас-сяться. «Клаату барада никто», так?
— Боже мой, Туклик! — воскликнул я. — Рад вас видеть. Как вы меня удивили!.. Я и не знал, что вы прибыли на Каледонию на этом визг… на этом корабле. Разве вы не следовали на Сгудон?
— Обс-стоятельс-с-ства ис-сменились, — прошепелявил он с характерным сгудонским акцентом. — Вз-згляните, вот… — Он указал на визголет, белевший между деревьями. — Марана кооа!
При этих его словах наклонный трап втянулся в корабль и скрылся за плотно сомкнувшимися дверцами люка.
— Это все я ус-строил! — с непонятным мне воодушевлением объявил Туклик. — 3-здорово, не правда ли?
— Да, Туклик, это очень интересно, — кивнул я. — Боюсь, впрочем, что здесь, на Каледонии, очень немногие видели этот старый фильм.
— Вот как? — Туклик внезапно заговорил без акцента. — Но когда мы с вами летели на корабле, вы сказали, что это классика. Вы солгали?
— Нет, это действительно своего рода классический фильм. Просто он довольно мрачный, и…
— Ага, понимаю, — кивнул Туклик. — Что ж, жизнь по большей части довольно мрачная штука, не так ли? — Он заерзал на сиденье лимузина. Прошу, мистер Лэмб, присаживайтесь. Здесь гораздо приятнее, чем на улице, к тому же нам с вами всегда есть о чем поболтать.