— Что ж, и на том спасибо, — выдавил я с трудом.
Он рассмеялся — словно залаял.
— Слава Богу, что существуют на свете старые поэты. С вами приятно иметь дело, Лэмб!..
Тут Туклик снова стал серьезным.
— Я хочу, чтобы вы усвоили: то, что мы проделали с вами, может быть в любой момент проделано снова, только наши устройства станут более долговечными, более универсальными. Мы можем расширить ваши мыслительные способности, перестроить кости и сухожилия, улучшить кровеносную и лимфатическую системы и сделать еще многое другое. Ваша левая рука снова станет здоровой и будет сильнее, гибче, чем раньше. Я уже не говорю о зубах и прочем…
— Короче, вы предлагаете мне безупречное здоровье. Вторую молодость!.. — Я рассмеялся. Мне было совершенно ясно, что без подвоха здесь не обошлось. Сгудон, спору нет, обладал такими возможностями, какие нам и не снились, однако инопланетяне никогда и ничего не делали просто так. Любой пустяк должен приносить доход — именно такой лозунг мог быть начертан на знамени этой меркантильной расы, если бы, конечно, они опустились до такого бессмысленного расточительства, как знамена. Я, во всяком случае, давно усвоил, что сгудонцы никому ничего не давали бесплатно.
— Что еще у вас в запасе, Туклик? Вечная жизнь? Бессмертие?..
— В каком-то смысле — да, — ответил он спокойно и совершенно серьезно. — Во всяком случае, здоровье и долголетие я могу вам обещать.
— И что я должен отдать вам взамен? Свою бессмертную душу?
Но Туклик не принял шутки, хотя был отлично знаком с земными религиозными представлениями.
— Скоро наступит критическая стадия, — сказал он. — И вы должны будете предпринять некое действие.
Я вздохнул.
— Я ни о чем вас не просил, Туклик. И то, что вы предлагаете, мне не нужно. Заберите ваши приборы, позвольте мне остаться таким, каков я есть. Пожалуйста…
— Наша империя велика, Лэмб. Многие служат нам верой и правдой.
— Вот именно, Туклик! Это ваша империя, а не моя.
— Вы ошибаетесь, она и ваша тоже. Вы — здесь, значит, Земля тоже здесь. Вы — ее часть, и следовательно, часть империи.
Лимузин остановился у дома Пола Силза.
— Боюсь, Туклик, что когда этот критический момент настанет, я вас разочарую, — сказал я. — Ведь вы, вероятно, осведомлены о моем прошлом?
Он кивнул.
— Да, мы знаем… — Туклик сделал знак водителю. Тот вышел и, обогнув лимузин, открыл передо мной дверцу. Я выбрался наружу, но тут же снова наклонился и заглянул в салон.
— Я ничего не обещаю Туклик. И буду только рад, когда ваши устройства наконец сломаются и выйдут «естественным путем».
Но он только улыбнулся, и водитель захлопнул дверь машины.
Глава 4
Мой Лейт делит город надвое;
Вот повод для печали…
Норман Маккейг. «Двойная жизнь».Прошло две недели, и мне начало казаться: все, что наговорил мне Туклик, было просто неудачной шуткой. Я действительно чувствовал себя лучше, чем обычно, однако и в супермена не превратился. Мои колени все так же скрипели по утрам, и после долгих дневных прогулок знакомо ныла усталая поясница. Иными словами, что бы собой ни представляли, как бы ни функционировали тукликовы «устройства», их действия я почти не ощущал.
Но если я чувствовал себя вполне сносно, Льюкарс явно переживал не лучшие времена. Напряженность в отношениях между старыми колонистами и младокаледонцами с каждым днем нарастала, хотя случаев насилия больше не было.
Я много гулял по городу и видел, чувствовал все это. Эмоции кипели в людях, как перегретый пар в котле, грозя каждую минуту вырваться наружу. Это было видно по тому, как представители двух партий косились друг на друга на улицах, как сквозь стиснутые зубы разговаривали в лавках и кафе, и хотя даже до словесных перепалок дело доходило редко, мне, постороннему, было очевидно, что скорый взрыв неизбежен.
Бейли, первый помощник Клариссы Дюбуа и фактический вице-губернатор, с каждым днем все яростнее обрушивался на Пола Силза и других сотрудников «Обсервера», обвиняя их во всех смертных грехах, так как, по его мнению, именно они были виновны в нагнетании напряженности. По инициативе Бейли офис генерал-губернатора даже начал издавать собственную ежедневную газету. Как писал в редакционной статье первого номера сам Бейли, это было сделано «в интересах справедливости», дабы граждане колонии имели доступ к «объективной информации».
Новая газета, равно как «Обсервер», а также груды писем, которые ежедневно поступали главным редакторам обоих изданий, служили, однако, лишь дополнительным напоминанием о том, что, несмотря на отсутствие явных проявлений экстремизма, источник напряжения продолжает свое подспудное существование. Глухая ненависть, тлевшая в сердцах молодежи и старых колонистов, могла каждый день вылиться в новые взрывы, уличные столкновения и прочие беспорядки.