До дома Пола оставалось меньше трех кварталов, когда я услышал впереди последний, самый страшный взрыв. Напрягая все силы, я помчался еще быстрее. Еще несколько шагов, поворот и… О, дьявол! Прямо из сада перед коттеджем моего друга поднималось густое дымное облако. Я опоздал…
От этой мысли у меня на душе стало так тяжело, что я едва не рухнул с размаху на мокрый тротуар. Предчувствие самого страшного, ощущение сокрушительного поражения, ясное осознание собственного бессилия — все это было слишком хорошо мне знакомо. Я опоздал, и теперь никого уже нельзя было спасти.
Все же каким-то чудом я не упал. Ворвавшись в ворота сада, я сразу увидел под ярко-желтым дубом Дженнис, которая стояла, задрав голову к небу, и что-то кричала, нет — пронзительно выла, вцепившись обеими руками себе в волосы. У меня на глазах она в отчаянии повалилась на землю и уткнулась лицом в мокрый мох. Чуть поодаль, у самого крыльца дома, я заметил Пола. Он был смертельно бледен, и только руки, которые он прижимал к груди, были почему-то черными. Между ним и мной, на подъездной дорожке, ярко пылал огромный костер. Я не сразу понял, что это — объятый пламенем электромобиль Пола с надписью «Обсервер». Стекол в машине не было, салон светился оранжевым, и на этом фоне я различил обугленный человеческий силуэт с молитвенно воздетыми вверх руками.
Это было все, что осталось от Полины. Пламя жадно лизало ее, выбивалось из окон, чадило и потрескивало, но даже сквозь этот треск я ясно слышал, как шипят на раскаленной крыше дождевые капли.
Глава 5
Это конец. Он уходит в тени облака, загадочный,
забытый, непрощенный, такой романтический.
Джозеф Конрад. «Лорд Джим».[5]Где-то очень далеко тоненько заныли пожарные сирены. Должно быть, ужас и страх обострили сразу все мои чувства, и я ясно различал и шипение капелек воды в пламени, и вой мчащихся на вызовы пожарных машин, и мерзкую вонь горящей резины, и запах нагретого металла, и едкое амбре кипящей кислоты в аккумуляторах. Смесь этих запахов была отвратительной сама по себе, но к ней примешивался и сладковатый дух горелого мяса — запах огненной смерти, от которого меня едва не вывернуло наизнанку.
— Пол… — сказал я, подходя к нему. — Пол!..
Он как будто не слышал меня, но я видел — он постепенно приходит в себя.
— Пол! — позвал я в третий раз, и он повернулся ко мне. Его лицо перекосилось, как от сильнейшей боли. Пол открыл рот, чтобы что-то сказать, но, увидев что-то за моей спиной, вдруг круто повернулся и бросился к дверям дома.
Я оглянулся через плечо. По улице к нам двигалась маленькая армия, состоявшая примерно из сотни мужчин старшего возраста и нескольких женщин. Во главе колонны шагал Бейли — я узнал его почти сразу, хотя он был в широком прорезиненном плаще, капюшон которого нависал ему на самые глаза. Все мужчины держали в руках оружие, переделанное из домашней утвари и инструментов, с которыми они имели дело в обычной жизни. Выражаясь высоким стилем, то были орала, вновь перекованные в мечи. Оружия на Каледонии не было в принципе, но человек всегда найдет выход, если ему понадобится кого-нибудь убить.
И все они шагали в нашу сторону.
— Лэмб! Мистер Лэмб! — крикнул мне Бейли еще издалека. Я не двинулся с места, и он, войдя в сад, быстро подошел ко мне. Его лицо под широким капюшоном плаща горело, как в лихорадке, глаза блестели, и я понял, что он упивается величием минуты и своей ролью в происходящем.
— Я рад, что с вами все в порядке, Лэмб! — быстро сказал он. — Боже, какой ужасный день! Я объявил чрезвычайное положение, и теперь мы пытаемся восстановить в городе порядок. Вы, я думаю, уже знаете?.. С утра в Льюкарсе произошло несколько взрывов, и…
— А где мадам Дюбуа? — перебил я его. — Где генерал-губернатор колонии?
Бейли вздохнул, и сквозь маску поддельного сочувствия на его лице проглянуло выражение злорадного торжества.
— Боюсь, все произошедшее оказалось для Клариссы непосильным испытанием, — сказал он фамильярно. — Она растерялась и… не ведает, что творит. В настоящее время она в Доме Правительства. Ей необходимо немного отдохнуть, прийти в себя и все такое…
— Мадам Дюбуа арестована? — резко спросил я.
Бейли быстро взглянул на меня. Должно быть, подумал я, ему впервые пришло в голову, что я могу быть и не на его стороне.
— Ничего подобного, — ответил он наконец. — Просто врач дал ей успокоительное, и мне пришлось, согласно нашей Конституции, взять власть в свои руки.