— Иди к гостю. Что он может подумать? Через десять минут выходите к столу, я вас специально звать не буду.
— Хорошо, — согласился Антон.
Вязников, похоже, не шевельнулся с того момента, как хозяин его оставил. Во взгляде математика почему-то ясно читался ужас. Не удивление, не вопрос, а именно ужас — темный, глубокий, непреодолимый.
— Что? — спросил Вязников, с трудом разлепив губы. — Что случилось?
— Ничего особенного, — махнул рукой Антон, усаживаясь в кресло. — На шкафу статуэтка Дон-Кихота стояла. Гипсовая. Сто лет стояла и вдруг упала. Ерунда, я ее давно хотел выбросить… Так о чем мы с вами? Да, вспомнил. Вы сказали: «Дышать стало легче». Вы имели в виду Митрохина?
— Я имел в виду Митрохина, — повторил Вязников, глядя на Антона, как кролик на удава.
— Объясните, пожалуйста, — предложил Антон. — Мы сейчас не в официальной обстановке, вы мой гость, можете говорить все, что считаете нужным. Митрохин был плохим человеком, вы это хотели сказать?
— Можно подумать, вы сами этого не знаете, — буркнул Вязников, перестав наконец глядеть Антону в глаза и переведя взгляд на трещину в потолке. — Вы же со всеми по нескольку раз говорили, не могли не услышать…
— Что? — нахмурился Антон. — Ничего такого страшного я о Митрохине не слышал. Просто вы к нему несправедливы, поскольку неравнодушны к его жене. Теперь — вдове.
— Несправедлив! — усмехнулся Вязников. — Несправедлив к человеку, который крадет чужие научные идеи! К человеку, который добивается женщины с помощью шантажа! К человеку, выгнавшему из дома собственную мать, потому что ему нужна была ее комната! Вы знаете, что старуха поехала к брату в Челябинск, по дороге заболела — была зима, морозы стояли под тридцать — и умерла через неделю после приезда, а он даже на похороны не явился, потому что справлял медовый месяц?
— Об этом мне никто не говорил, — пробормотал Антон.
— Конечно, все они Володю выгораживали. Расскажи о том, что шали и как к нему относились, вы бы подумали: ага, а не ты ли его… того!
— Подведем итоги, — кивнул Антон и начал загибать пальцы: — Вы любите Машу, ненавидите научное воровство, не можете простить Митрохину бесчестное поведение по отношению к матери…
— Все перечисленные мотивы, — сказал Вязников спокойным голосом, — не имеют значения, потому что ни у кого из нас не было ни малейшей возможности убить Владимира. Ваши эксперты с этим согласны.
— В общем-то да, — кивнул Антон. — Да что мы все о Митрохине? Света нас обедать ждет. Пойдемте.
Антон буквально вытянул гостя из кресла и подтолкнул в направлении двери. Минуту спустя они сидели за круглым столом, на котором стояли пиалы с овощным и мясным салатами, блюдо с большими кусками аппетитного мяса и жареным картофелем. Хозяин разлил по бокалам «Каберне» и предложил тост за прекрасных дам, которых мы любим, даже если они никогда не будут нам принадлежать.
— Это ты на что намекаешь? — нахмурилась Света, опустив бокал.
— Тост для меня, — объяснил Вязников. — Давайте я тоже скажу. Выпьем за то, чтобы каждому было воздано по делам его.
— Воистину так, — кивнул Антон.
— Но именно по делам, — добавил Вязников, — а не по намерениям или желаниям. За выполнение желаний выпьем отдельно.
— И то верно, — согласился Антон. — Желания далеко не всегда становятся делами, значит, и тосты должны быть разными.
— Что-то вы туманно выражаетесь, мальчики, — вздохнула Света и перевела разговор на премьеру в «Сатириконе», которую никто из них не видел, а потому и обсуждение получилось весьма беспристрастное.
За выполнение желаний так и не выпили.
Антон начал было помогать Свете убирать пустые тарелки, но жена мягко сказала, что, во-первых, сама лучше справится, а во-вторых, нельзя допустить, чтобы гость скучал.
— Действительно, — усмехнулся Антон. — Что же, Даниил Сергеевич, вернемся к нашим баранам, если не возражаете?
— Душно сегодня, — пробормотал Вязников, устраиваясь в кресле так, будто собирался провести в нем всю оставшуюся жизнь. — По-моему, вы уже достаточно подготовили ситуацию: сначала поджарили меня на медленном огне, потом остудили замечательным вином и едой. Не настолько же я туп, чтобы не понимать смысла ваших действий. Давайте говорить прямо.
— Да, — кивнул Антон, взял в руки лежавшую на столе папочку и достал из нее несколько листков бумаги. — Вот, — сказал он, — впервые об этом зашла речь, когда я был у вас в институте. Кто-то сказал, что голова, мол, у Вязникова золотая, но руки не из того места растут: при вашем появлении портятся приборы или еще какая-нибудь гадость происходит. О многих теоретиках можно сказать, что при их появлении все горит или взрывается. Фольклор такой. Мне это показалось забавным, но, понимаете ли, в этом деле забавно все, кроме смерти. Мотивы, если говорить о преступлении — они ведь тоже забавны, такая, можно сказать, детективная классика, в жизни обычно бывает проще и страшнее. А сам пожар…