Тот тип, тринадцатый номер, как-то сказал мне, что думает, будто у него и есть настоящий Маккой, но это ему так хотелось думать, скажу я вам. Сомневаюсь я, что можно было отличить настоящего от прочих. А коли даже и можно было, то кто бы этого захотел?
Нет, их вы об этом уже спросить не сможете, потому что они погибли при пожаре, вся семья. Всего за день до церемонии, которую они запланировали — что-то медленное и с электричеством. Случилась утечка газа или нечто вроде того. Они все погибли, а мака разнесло взрывом. Пожар и взрыв. Вы на какую страховую компанию работаете?
Это было… карта у вас есть? о-о-о, какая хорошая… вот здесь. На углу Оук и Инкриз, всего в полумиле от места первоначального взрыва. Какая ирония, верно? А этого дома там уже больше нет.
Видите новый универмаг? Его как раз и построили на месте того дома. Там жила семья, в которой кто-то погиб во время «оклахомского взрыва». И они получили одного из маков в компенсацию и во исполнение Права потерпевшего, но, к сожалению, трагедия настигла их вновь еще до того, как они совершили Расчет. Забавно, как иногда шутят на небесах, верно?
Нет, никто из семьи не уцелел. Был один бездомный тип, вечно ошивался возле их дома, но полиция его прогоняла. Борода у него была в точности как у вас. Может, был когда-то другом семьи или чокнутым троюродным родственником, кто его знает? Не повезло тому семейству, сплошные трагедии. Где этот бродяга сейчас? Во дворе за универмагом, он там в мусорном контейнере живет.
Вон там. Желтый ящик видите? Его никогда не опорожняют. Не знаю, почему городские власти не вывезли его со двора, но он тут уже почти пять лет стоит.
Я бы на вашем месте к нему не подходил. С ним шутки плохи. Он хоть и тихий, ни к кому не пристает, но сами знаете…
Дело ваше. Если постучите, то он высунется. Решит, что вы ему поесть принести или еще что. Мальчишки иногда над ним так издеваются. Но близко не стойте — там воняет.
— Папа?
Перевел с английского Андрей НОВИКОВ
Олег Овчинников
Боль
— Ну, что с тобой?
— Болит.
— Здесь? — он, как всегда, безошибочно указал место. — Да.
— Разве это «болит»? — голос его звучал недовольно, хотя я чувствовала, что он очень рад нашей встрече. Поэтому просто промолчала.
— Ладно, паникерша… Давай руку. Я с готовностью протянула ему ладонь.
…Я познакомилась с ним, еще когда сидела на горшке. В буквальном смысле, пока воспитательница Татьяна Николаевна бегала к заведующей вызывать «скорую». Горшок придвинули вплотную к стене, чтобы я не упала, даже если станет совсем плохо. Остальным детям в группе наказали следить за мной и помогать, если что, только им это было малоинтересно. Лишь один мальчик подошел ко мне, самый высокий в группе — я еще не знала его имени, потому что перевелась всего два дня назад. На лице у него были непропорционально большие очки, а поскольку я в то время еще не знала слова «непропорционально», они казались мне просто огромными.
Он подошел, сел передо мной на пол и спросил очень серьезно:
— Тебе плохо?
Я не могла отвечать и двигать головой, просто изо всех сил зажмурила глаза.
— Ладно, — сказал он. — Давай руку.
Совсем как сейчас, только тогда он постоянно путал буквы «Л» и «Р».
— Радно. Давай луку.
Он просидел, держа мою руку, и глядя на меня огромными из-за очков глазами, до приезда «скорой помощи», хотя Татьяна Николаевна несколько раз пыталась отогнать его, не без основания полагая, что «это может быть заразно». И «скорая» увезла уже не меня, а этого мальчика, с диагнозом «острое пищевое отравление». Но уже на другой день мальчик в очках снова был в группе.
— А как же отравление? — спросила я его.
— Спроси у паука, — ответил он.
— Какого паука?! — В детстве я умела как никогда широко открывать глаза.
— Того, что в больнице.
Я представила себе, как паук сидит на горшке, и мне стало смешно. Так я познакомилась с Валерой, хотя он предпочитал называть себя «Варелой». Меня, кстати, он звал «Эрвилой». У него была масса достоинств: и рост, благодаря которому играть с ним в прятки было одно удовольствие, и очки, каких не было больше ни у кого в группе, и то, как он переставлял буквы в словах. Моего трехлетнего жизненного опыта было недостаточно, чтобы понять: отношения, начавшиеся на горшке, в некотором роде изначально обречены. В них, как сказал однажды мой братишка, откладывая в сторону журнал с комиксами, «слишком много прозы».