— Я догадывался, что вы за мной прилетите. А где вам было меня поджидать, кроме как у него… под кормой? Вот только момент моего появления оттуда вам было не рассчитать. Вот я и сказал себе: «Родни, от тебя не убудет, если ты подстегнешь события». Вылез я из своего корабля и побрел себе из желудка обратно в драконью глотку. Та еще вышла прогулочка: на каждом шагу — сюрпризы. Вы удивитесь, но у дорадо в утробе оказалось красиво. Даже роскошно! — Он похлопал себя по макушке шлема. — Ваша камера засняла много любопытного. Она цела, чего ей сделается? — Он заговорщически подмигнул мне. — Уж, наверное, вы найдете этому применение. Хотя я понятия не имею, как у вас делаются дела…
Это он поскромничал. Ни один кадр, снятый им внутри дорадо, не пропал даром. В ход пошел каждый нетвердый шаг Родни в булькающей кислоте желудка и склизкой преисподней глотки. При окончательном монтаже я любовно сохранил 200–300 метров безумия, оттенив небывалую отвагу одного позорной нерешительностью другого (Грома, естественно); впрочем, как честный человек, я явил миру и собственную нефотогеничную панику.
Премьера прошла на Энцеладе, в специально построенном для этого зале. Уже перед третьим коктейлем на послепремьерном приеме мне представили первые восторженные отзывы и прогнозы сборов. Один Титан окупал все затраты и обеспечивал спонсорам прибыль. Даже без колоссальной земной аудитории я прятал в карман добрую сотню миллионов. А в следующие два часа, когда поделка со скромным названием «Родни и дорадо» окажется в земной компьютерной сети, я мог надеяться на миллиард!
Понятное дело, мои спонсоры были в восторге. Они обступили знаменитость, похожие на школьниц, воспылавших влечением к звезде. Но зазнавшийся Родни не уделил им должного внимания, поэтому они перебежали ко мне — поодиночке и попарно, предлагая мне деньги и вдохновляя на новые проекты. Разумеется, с участием Родни — без него теперь никак. Как насчет экспедиции в Северную Зону? Или в эпицентр тайфуна? А лучше всего — опять в Южную Зону, в гости к нашему дорадо.
Чудище оправилось от ран: ротик заживал, на месте вырванного языка отрастал новый. Мы все про него знали, потому что Родни, выбравшись из своего погубленного флаера, нашел смелость и время установить новый зонд. Прибор работал превосходно, исправно сигнализируя нам из глубокой складки у дорадо в брюхе.
— Все просто! — твердили спонсоры, как будто сговорились, закатывая глаза в приступе вдохновения. — Родни, вы, Гром и Блондиночка. Снова выслеживаете дорадо, а дальше у вас полная свобода действий.
— Все так, — барабанил я в ответ, как заведенный. — За исключением Грома: он вручил Родни заявление об отставке. Об этом известно уже несколько недель.
— Неважно! — слышал я в ответ. — Главное — Родни. И вы, конечно. Мы ведь понимаем друг друга?
Еще бы не понимать!
— Скоро поговорим! — закруглялись триллионеры и торопились назад к Родни, стараясь протиснуться поближе к великому человеку, буквально вымаливая честь дотронуться до геройского плеча, подышать одним с ним воздухом, полным винных паров.
Признаться, Родни и впрямь был хорош. Сама доброжелательность, сама признательность за оказанное ему внимание. То душка, то воплощение каменной суровости. Сжимая лапищей только что опорожненный бокал, он удачно шутил, вызывая у слушателей счастливый смех. Вспоминая какое-то из своих старых приключений, он демонстрировал шрамы, перечислял, что у него свое, что искусственное, расписывал завороженным поклонникам ужасы, через которые был вынужден пройти, чтобы заслужить тот или другой болезненный знак отличия.
Я покинул толпу его почитателей незамеченным.
Андерлол блаженствовал в компании трех молоденьких женщин, внучек триллионеров. Каждая старалась соблазнить его своими видом и деньгами, и не без успеха. Мой чрезмерно подозрительный ассистент улыбался, как образцовый маньяк, пил все, что ему подносили, и едва удостоил меня взглядом, когда я прошествовал мимо него к двери.
Зал плавно покачивался посреди искусственного моря. Была ночь, вверху сиял Сатурн, но мне было не до него. Моим вниманием завладела женщина в длинном серебристом платье. Блондиночка стояла одна у перил, глядя на темную воду. При моем приближении она ласково произнесла мое имя.
— Поплаваем вместе, — предложил я.
— Когда? — только и спросила она.
— Прямо сейчас.
— Я не одета для заплыва.
— Раздевайся! — приказал я.
Она засмеялась, но ни голос, ни выражение ее лица не были веселы. Окинув меня задумчивым взглядом, она снова стала смотреть на воду, притворяясь, что ничего не слышала.
— Я знаю, как ты это сделала, — сказал я.
Она отлично владела собой: никак не отреагировала, даже не шелохнулась. Только спустя некоторое время чуть заметно кивнула и спросила:
— Ты о чем?
— Не здесь, — предостерег я.
Заплыв все же состоялся. Мне пришлось ее догонять. Ей ничего не стоило от меня улизнуть, но вскоре она смилостивилась и дождалась, чтобы спросить:
— Что я сделала?
— Первый зонд. Это ведь была штучка с секретом?
Она оттолкнулась руками и почти выпрыгнула из воды.
— Слишком все неестественно. Два раза подряд дорадо разворачивается и заглатывает летательные аппараты. Разве он принимает искусственную пищу?
— По-твоему, весь фокус в моем зонде?
— Мне остается только гадать. Хотя чего тут сложного? Родни проходил курс омолаживания, а ты все эти месяцы наблюдала за дорадо, его привычками. С высоты у тебя был лучший обзор, чем у него. Ты могла ему подсказывать, где охотиться, когда поворачиваться…
— Каким же это образом?
— Уж как-то ухитрялась. — Я забарахтался, чтобы удержаться на поверхности. — Управлять можно не только разумными существами. «Развернись и укуси» — чем не эффектный фокус?
— Предположим, — сказала она, словно не желая расходовать силы на борьбу с моей логикой. — Но зачем мне было науськивать дорадо?
— Чтобы превратить Родни в звезду первой величины.
— Между прочим, ты теперь тоже богат и знаменит. Только как я могла предусмотреть именно такой результат?
— Ты натравила нас с Громом друг на друга.
— Неужели? — Она не скрыла улыбки.
— Ты погнала нас за своим Родни, устроила эту несчастную спасательную вылазку, — сказал я и тут же справедливости ради добавил: — Дорадо легко поддается дрессировке, но мужчин дрессировать еще легче.
Эти слова вызвали у нее приступ смеха и желание посмотреть на меня сверху вниз, по пояс высунувшись из воды.
— Ты утверждаешь, что я все это подстроила?
— Может быть, при участии Родни, — уступил я. — Хотя сомнительно, чтобы у него возникли даже малейшие подозрения.
— А ему нечего было подозревать, — отрезала Блондиночка. — Просто у тебя паранойя.
Подплыв ближе, я схватил ее за руку:
— У меня всюду натыканы камеры. Всюду! Если как следует приглядеться к твоим рукам на пульте управления…
— Что тебе от меня нужно? — спросила она изменившимся голосом.
— Сам не знаю, — сознался я.
— Отыскав доказательства того, что тебя обвели вокруг пальца, ты загубишь собственную репутацию, — угрожающе прошипела она.
Я барахтался в воде, держась с ней рядом, и молчал. Она позволила мне прижать ее к себе.
— Еще понятно, зачем было подвергать таким испытаниям Родни, — пробормотал я. — Его ведь надо было изобразить героем! Но зачем превращать в марионеток еще двоих?
— Учти, я ни в чем не собираюсь признаваться, — сказала она. Но не прошло и нескольких секунд, как последовало продолжение: — Ты же понимаешь, из какого теста слеплены герои, чего им больше всего нужно…
И, запрокинув голову, доверив мне удерживать ее на воде, она закончила, глядя на сияющий Сатурн:
— Когда твой герой не вполне тянет на героя, надо окружить его дураками.
Я отпустил Блондиночку. К моему облегчению, плеск от сильных гребков заглушил ее презрительный смех.