Стеф проследовал по улице Большая Полянка, а затем поднялся к мраморным пилонам сверкающего нового моста. За небольшой рекой он увидел красные стены, золотые луковицы куполов, дворцы из белого камня — Кремль.
По реке неторопливо скользили прогулочные теплоходики со стеклянными крышами. Стефу были видны люди в яркой одежде, танцующие на палубах. Затем толпа увлекла его на другой берег, мимо Александровского сада и вверх по пологому склону.
Стеф миновал осенний парк у зубчатой стены и оказался на Красной площади. Как обычный турист поглазел на собор, будто привидевшийся кифоману, а затем, приустав и проголодавшись, пересек площадь и забрел под крышу обширного длинного здания, где размещалось подобие базара: наполненные людским многолюдьем торговые ряды. В одном из киосков Стеф купил маленький блокнот, конверт и диковинку, которую прежде никогда не видел: перо, пишущее чернилами.
Здесь попадались и закусочные. Стеф нашел место за столиком в одной из них и заказал себе щи, понятия не имея о капусте. Вскоре перед ним уже стояла глубокая тарелка с зеленоватым супом и тарелочка с нарезанным колечками луком, ломтем плотного ржаного восхитительно вкусного хлеба и кусочком душистого сливочного масла. Впервые он попробовал масло, полученное от коровы, поскольку весь рогатый скот Земли вымер в течение Бедствий. Вкус у продукта был сложный, специфический, консистенция чуть жирная, совсем не похожая на знакомые ему эрзацы.
Он быстро умял все это и заплатил несколькими из своих рублей. Потом, все еще сидя за столиком, старательно написал несколько строчек, вырвал страничку и запечатал ее в конверт, который адресовал Хиан через Яму. Он вышел из закусочной, угрюмо улыбаясь: если все обернется плохо, это будет тем немногим, что от него останется.
Стеф вышел на Красную площадь и обнаружил, что за время его обеда она стала невыразимо прекрасной. Пошел легкий осенний снежок, загорались уличные фонари, и сказочный собор плыл в воздухе, озаренный собственным светом, еще более похожий на чью-то сонную мечту.
Тени, свет и снежинки превращали все в волшебство. Мимо проходили молодые люди с лицами, бело-розовыми, будто облака на заре, а среди них — толстяки в каракуле и элегантные женщины в шубках из поддельного горностая.
Где-то заиграл маленький оркестр, и Стеф побрел через площадь к освещенным прожекторами воротам в кремлевской стене. Туда устремлялись группы возбужденно переговаривающихся людей, и Стеф следовал за ними.
Он оказался в густой толпе, собравшейся перед большим безликим новым зданием с надписью золотыми буквами над дверями: НАРОДНАЯ ДУМА. Стражники в шапках из искусственного меха оттесняли людей, чтобы освободить проход, но, к удивлению Стефа, электрохлыстами не пользовались. Вспоминая все то, чего он наслышался о царях, Стеф мог только поражаться мягкости этого правительства. Он обходил толпу, сосредоточив мысли на голограмме Дьевы, вглядываясь в лица, которые казались бесчисленными и уходили в бесконечность, все разные, и ни одного похожего на ее лицо.
В стороне от Думы в Кремле было больше открытого пространства. В угасающем свете дня крупные вороны с серыми пятнами на крыльях, будто закутанные в шали, перелетали с одного дерева на другое, сердитым карканьем изливая свое негодование на вторжение человека в их владения. Стеф забрел в маленькую церковь, похожую на лакированную шкатулку. Святые в золотых нимбах восходили по стенам и парили в глубинах купола; откуда-то лились тихие прозрачные звуки песнопения, хотя он не видел, чтобы кто-то пел.
Люди молились, опустившись на колени, или просто стояли, глядя перед собой. Какая-то старуха поднялась с колен, перекрестилась и, толкнув Стефа, вышла за дверь. Встала женщина помоложе в меховой шапке и тоже повернулась к двери. Либо Дьева, либо ее сестра-близнец прошла так близко от Стефа, что он мог бы ее коснуться.
Оправившись от изумления, он последовал за женщиной в огни и тени сумерек под редкий сухой снег. Вороны уже устроились на ночлег. Дьева не просто шла, а широко шагала, глядя прямо перед собой. Он двигался за ней по вьющейся дорожке, стараясь, чтобы между ними все время кто-то был, и выглядывал, где удобнее будет ее убить — какой-нибудь темный закоулок, укромное местечко…
И тут он понял, что ни в какой укромности не нуждается. Положил левую руку на красную кнопку, левой сжал пистолет, чуть приподняв ствол в кармане куртки. Он убьет ее в открытую и ускользнет туда, куда никто последовать за ним не сможет. Надо только полностью удостовериться, что она — это она. Он сошел с дорожки и, похрустывая сухим снегом, догнал ее.