Усталый, помышляя только о том, чтобы отправиться домой, Яма думал о Хасико и детях, но тут ему на стол легла копия в две строчки, доставленая нарочным. Вот так он узнал, что женщина Лата, последняя активистка «Крукса» на Земле, была обнаружена в деревушке вблизи Каракорума. Она покончила с собой до прибытия полисии и темно-оборотников, оставив эти строчки.
Все кончено, — писала она, — я знаю это. Наш мир сохранился, словно оберегаемый каким-то богом. Но что это за бог, если он оберегает такой мир?
Яма вложил лист в одну из щелок своей масшины.
— Скопируй, подшей, уничтожь, — распорядился он.
В следующий День Великого Чингиса площадь Правительства Вселенной была запружена огромными толпами. Каждый флагшток украшали связки из девяти белых хвостов эрзац-яков в честь прославленного Объединителя Человечества. Однако гвоздем дня было не воздание чести Чингису (хотя президент Мобуту и сжег благовония на его могиле), но открытие мемориала Стефа.
Когда покров был снят, стоящие рядом Джун и Селена уставились на идеализированное изображение Стефа, устремленно шагающего вперед с взрывным пистолетом в одной руке и шаром, символизирующим мировой порядок, в другой.
Поскольку Джун плохо знала грамоту, Селена прочла вслух составленную Яном эпитафию: «Доблестью подобен Великому Хану, и Христу — самопожертвованием».
— А знаешь, Яна сделали грандом, — сообщила Джун. — Им требовался кто-то для очистки Университета от подрывных элементов, и он оказался в самый раз. Нам повезло иметь такого клиента.
Миллион, оставленный ей Стефом, она использовала не для покупки загородного домика и не на получение образования, но открыла на него собственный бордель, который назвала Домом Вневременной Любви. Управляла им умница Селена (обслуживая нескольких избранных клиентов, вроде теперь знаменитого, богатого и влиятельного Яна), и вскоре притон стал самым популярным из новейших Домов.
Селена улыбнулась своей подруге и хозяйке.
— Все-таки статуя очень неплоха. Конечно, Стеф никогда не шагал так решительно, а почти волочил ноги.
— А мне он больше нравится таким, каким был, — сказала Джун.
— Живым.
— Ты ведь его любила, верно?
— Пожалуй. Однако я мало смыслю в любви.
— Можно, я задам тебе вопрос, Джун?
— Любой. То есть почти любой.
— Как ты добилась, что Стеф оставил тебе все деньги? Просто сказала, что у тебя на крючке сенатор?
— Отчасти. Но вдобавок я сочинила невероятно печальную историю моей жизни и скормила ему. Ты знаешь, он ведь был очень сентиментальным. Потому его и вышвырнули из Службы безопасности. Я тогда работала на полисию, поставляла им сведения о моих клиентах. Когда я сообщила, что Стеф выполняет какое-то важное задание, мне выдали премию. Катманн сам открыл мне слабость Стефа, — добавила Джун с гордостью. — Даже тогда, Селена, у меня были очень влиятельные друзья.
— Тю несправими, Джун, — сказала с улыбкой ее подруга и покачала головой.
— А это слово что значит?
Селена объяснила. Джун улыбнулась. Ей понравилось, как звучит выражение.
— Что же, детка, если хочешь знать мое мнение, то мы живем в несправими мире.
Владимир Березин
КТО ИДЕТ ЗА «КЛИНСКИМ»?
О фантастике исторической и истории альтернативной мы писали неоднократно. А в последнее время в нашей НФ появилось еще одно явление — криптоистория: произведения, в которых реальные события объясняются фантастическими обстоятельствами. Автор — публицист и литературный критик — пытается понять, чем вызван столь массовый интерес к «играм с историей».
Первый год тысячелетия укатился колобком, вместе с собой унеся остатки календарного ажиотажа. Читателю всегда интересно приобщиться ко времени, к чему-то историческому, неясному, непрочному, но очень важному. Миллениум же был подобен восходу солнца — хоть спи, хоть не спи, все равно произойдет.
Сложный механизм литературы работает чуть иначе; социальный заказ, рыночный спрос, идеологические конструкции. Но некоторые тенденции — те же. Желание прикоснуться к истории свойственно не только читателю, но и писателю, который хочет покрутить, поменять детальки местами.