— Это вы хотели меня видеть?
— Видимо, да, — Шатин встал со скамейки. — Вы ведь Артур Вячеславич? Ильин?
Монах чуть прищурился, разглядывая Шатина.
— Я — брат Артемий. Теперь редко меняют имя при постриге, но Артур — имя неканоническое.
— М-гм, — Шатин принял к сведению. — Вы… — он так и не смог хоть как-то назвать его, — вы Юру Лопахина помните? Юрия Витальевича? Он учился у вас в аспирантуре в Верхнеюгорске.
Брат Артем неприятно дернул головой, вздохнул было, но промолчал.
— Я из Москвы, из Зеленограда, — Шатин заторопился представиться. — Мы ведем разработку Модели Человеческого Сознания…
— Эмчээс? — неприятно хмыкнув, перебил монах. — Чрезвычайно… занятно.
— Мы называем это просто Модель. Как вы называли свой? — Шатин решил, что монах ему сразу не понравился.
Из-под усов и над бородой было видно, как у монаха, побелев, натянулись губы:
— Федор, — выговорил он.
— Почему? — Шатин удивился.
Монах коротко дернул плечами, будто бы пожал.
— Я работал только по оборонному профилю. Процессоры, — объяснил монах. — Для систем наведения, навигации, связи — не для персоналок. Все остальное — моя самодеятельность, стоившая затрат и не окупившаяся. Кстати, документов или расчетов я не сохранил.
Наверное, он надеялся, что Шатин повернется, сядет в свою «Ниву» и уедет.
— Мы работаем с терагерцовыми процессорами, с соответствующими накопителями… — настаивал Шатин.
— У нас были на порядок меньшие, — отмахнулся монах.
— Первичные испытания прошли отлично, — соврал Шатин. — Вот, почитайте, — он полез в портфель, пристроив его на колене. — Художественный этюд, созданный Моделью.
Монах читал долго. Не спеша мусолил листки. За это время фонтанчики отключились, и радужка погасла.
— Компиляция классических текстов, — жестко сказал монах. — Нулевая образность. Контаминация устойчивых оборотов — не более. У вас обширный словарь, но нет души.
— Вот и вы это поняли. — Шатину показалось, что брат (Как его? Арсений?) опять махнет рукой и вот-вот уйдет. — Мы алгоритмировали ему ложные человеческие воспоминания — мои собственные, из моего детства — и ввели в его программы… — (Монах тут поморщился: «Зачем? Что это вам даст?») —…он на них реагирует, даже использует их в свободных ассоциациях, но я ему не верю и вижу, что с самим собой он их не связывает. Эмоционально он себя не воспринимает. Я подозреваю, он даже не отождествляет себя нынешнего с собой же минуту назад или с собой будущим. Для него это — абстракция, модель несуществующих фактов.
— Ваша Модель не осознает себя в живом времени, — отвернувшись, бросил монах.
— А ваш Федор? — ухватился Шатин. — Осознавал?
— Даже слишком… — больше брат Артем не хотел говорить.
— Что это значит, — взмолился Шатин, — эмоционально чувствовать время? Это этапы и моменты личного развития. У машины есть BIOS, часы, Системный Реестр в памяти, она может сравнивать темпы роста быстродействия, роста объема информации, она помнит порядок установки и загрузки программ и массивов, — но ведь это не опыт пережитого и не личное развитие. Какой опции не хватает Модели, чтобы она ожила? Чтобы стала переживать: вот, мол, когда-то ее не было, теперь растет, взрослеет, сознает себя, свои начало и конечность…
Брат Артем, не мигая, глядел перед собой. Веки сблизились, глаза стали как щелочки. Нос еще более заострился.
— Что? — напрягся, внутренне дрожа, Шатин. — Что, что?! Конечность — да?! — Шатин перебегал глазами со зрачка на зрачок монаха. Не терпелось вцепиться и затормошить его. — Модели надо понять, что она смертна — да? Ну, конечно! Она же равнодушна к своему отключению. Она же должна воспротивиться, затосковать от своей ограниченности, от конечности, от смертности. Так, да?
— Бросьте, — сопротивлялся монах. — Зачем вам…
— Скажите же! Как написать алгоритм? Внедрить в операционную систему? В BIOS? Еще глубже — на материнскую плату? Нет? Я же все равно пойму, я рассчитаю, а вы уже подсказали мне, молчанием своим подсказали, — горячился Шатин.
— Нет… — монах закачал головой, повторил со смятением и с трепетом: — Нет же… Никогда…
— Батюшка Артемий! — Шатин, роняя портфель, даже упал на колени, прямо в песок на дорожке.
— Брат, а не батюшка, — ахнул монах. — Я инок, а не иерей, я не рукоположен.
— Не скажете? — поднялся Шатин. — Даже на исповеди? — он отряхнул брюки.
Монах крепче сжал губы.
— Я исповедался и все сказал Богу. При молитве настоятеля отца Валентина. Отец настоятель ничего не понимает в программировании и электронике, если вас это интересует.