— А значит, это будут хуэтлакоатли, взращенные в окружении людей, а не наоборот, — озвучил он мою мысль. — Молодой господин, как я вижу, вы все поняли.
Он улыбнулся, и я ощутил, как хватка державших меня рук едва заметно ослабла. Но старик тут же нахмурился:
— Разумеется, все это пока только теория и не объясняет, где находятся яйца.
— Думаю, что объясняет, — задумчиво выдохнул я. — Господин, могу я умолять о милости? Не подарите ли мне несколько дней для разгадки этой тайны?
Четыре Орла потер подбородок.
— Дало тебе один день, — изрек он.
Учитывая вполне очевидную альтернативу, пришлось согласиться.
Единственное преимущество побоев в том, что напрочь отпадает необходимость в маскировке, если, разумеется, тебе пришло в голову изображать калеку. Искусственные шрамы и оспины довершили эффект. Зато хромота, нетвердая походка и болезненно затрудненное дыхание были самыми что ни на есть подлинными. Ветхая оборванная туника позаимствована у слуги, зато меч принадлежал мне с незапамятных времен.
В те части храма, куда разрешался доступ верующим, пробраться было легче легкого. Сегодня вечером службы не вели, но стайки паломников бродили по залам, останавливаясь на молитву у маленьких алтарей и выкладывая свои подношения. Разумеется, никакой стражи. Нужно быть либо безумцем, либо воистину молодым и глупым, чтобы осквернить или обокрасть храм, пусть и принадлежащий несколько необычной, если не сказать странной, религии.
В последний раз я почти не разглядел деталей. Оказалось, что внутри храм, возможно, был почти таким же вычурно-аляповатым, как снаружи. «Возможно» — потому что освещался факелами, а не газовыми рожками, и большинство подробностей терялось во тьме.
Итак, будь я яйцом хуэтлакоатля, где бы я мог спрятаться?
В безопасном местечке, конечно. Подальше от суеты и шума. Священном для верующих.
И тут я вспомнил, как Лягушки, в отличие от Тростников, строят свои храмы. Если основатели этого следовали обычаям, под зданием должна быть крипта, усыпальница королей.
Или место рождения королей.
Помещения располагались крайне хаотично, соединяясь настоящим лабиринтом проходов и коридоров, а постоянные перестройки не придали храму простоты и изящества. Я болтался по залам, останавливаясь у алтарей и пытаясь выглядеть своим. Завсегдатаем. И вдруг…
Навстречу шествовал Толтектекутли в роскошном головном уборе из перьев кетцалькоатля и крученого золота. На нем по-прежнему красовались пояс из кожи ящерицы и золотая пектораль с изображением Кетцалькоатля, однако искусно вышитая юбочка была новой. С пояса свисал макуахатль, плоская деревянная военная дубина, усаженная по краям острыми осколками обсидиана. Плоская голова дополняла общее впечатление. Он словно сошел с настенных фресок.
Какого черта?
Я последовал за ним. Он вышел в центр первого этажа, спустился по лестнице, обрамленной мастерски вылепленными разинутыми пастями гигантских хуэтлакоатлей. Это напомнило мне легенды о множестве адских подземелий, ожидавших грешников. Неприметная душа на пути к забвению или один из Повелителей Смерти?
Внизу царил мрак, а воздух становился все более затхлым. Я услышал стоны. Ужасные стоны. Меня пробрала дрожь. Неужели сказки не лгут?
От подножия лестницы тянулся длинный коридор. Далеко, где-то справа, в боковом проходе, мелькнул свет. Я прижался к стене и скользнул в том направлении. Мрачную тишину прерывали лишь редкие стоны.
Толтектекутли стоял посредине просторного, ярко освещенного помещения. Огоньки мигали, гасли и загорались вновь, мешая смотреть, что, возможно, было к лучшему.
Место показалось мне уродливой пародией на выставочный зал Магистра Смерти. По комнате были разбросаны каменные столы, на которых лежали покрытые простынями фигуры. Толтектекутли стоял спиной ко мне, наклонившись над одним из столов. Он манипулировал над тем, что там лежало, и это что-то стонало так, словно его свежевали заживо. Когда он выпрямился, я заметил: существо на столе по-прежнему сохранило кожу, по крайней мере, от талии и выше. Жрец направился к двери в дальнем конце комнаты, повернул ключ, вошел, и я услышал, как щелкнул замок. Я оставался на месте, настороженно прислушиваясь. Ни звука, даже со стороны столов. Ничто не тревожило сырой застоявшийся воздух. Зато в нем стоял запах. Сильный запах текилы.
Я осторожно шагнул в комнату и приблизился к столу, где жрец оставил свою подопечную — женщину, молодую, с полными, но еще не начавшими отвисать грудями. Должно быть, когда-то она была хорошенькой, но страдания убили красоту.