— Так что привело тебя сюда?
— Родственница. Четыре Цветка.
Ого! Скорее всего, карточный долг, и Три Цветка использует наше давнее знакомство, чтобы кокетством и мольбами отделаться от обязательств и как-то выкрутиться.
— Я не знаю такой.
— Она была совсем ребенком, когда ты ушел.
Снова многозначительная тяжесть на последнем слове. Но меня уже тошнило от ее высокомерия, от всего того, что она символизировала, от лица Дыма с ободранной кожей, неотвязно плавающего в сознании. Впрочем, я смягчил голос:
— Леди, очевидно, вам что-то понадобилось. Вы полагаете, что, оскорбляя меня, скорее добьетесь цели?
Пауза.
— Ты прав, — неожиданно признала она. — Я пытаюсь отыскать Четыре Цветка. Она исчезла три дня назад, предположительно, похищена на Лесном рынке.
— Предположительно?
— Ее горничная услышала приглушенный вскрик, обернулась, но госпожа уже исчезла.
Я вопросительно поднял бровь, и гостья разом вспыхнула:
— Горничную весьма тщательно допросили. Но она упорно повторяла одно и то же.
— В таком случае Четыре Цветка действительно была похищена.
Леди Три Цветка пронзила меня негодующим взором.
— Я желаю, чтобы ее возвратили.
— В таком случае предлагаю посредничество. Могу дать вам имя…
— Посредники утверждают, что им ничего не известно об этом деле, — перебила она.
Это отрезвило меня. Похищение людей было древней, если не почетной профессией — и, кстати, одной из причин, по которой знать держала своих женщин и детей под строгим надзором. Но в таких вещах существовал определенный порядок, можно сказать, протокол. А это требовало участия посредников.
— Три дня, говорите?
— Утро последнего дня Оцелота.
Вполне достаточно, чтобы посредник успел связаться с семьей.
Я мысленно перебрал все версии. Самая очевидная была одновременно и самой неприятной. Вполне вероятно, что похитители перестарались, и теперь девушка мертва. А может, это и впрямь необычайно сложное дело. Что-то пошло наперекосяк или другие родственники жертвы были извещены, но предпочли держать язык за зубами. Словом, мало ли что могло случиться!
— Четыре Цветка — важная персона?
— Она происходит из рода самого императора Монтесумы[3].
Вежливый способ объяснить, что она очень знатна, но и только.
Ни положения, ни титула, ни состояния. Родственница-компаньонка Три Цветка, выбранная, возможно, за имя и ранг, возвышающий ее над слугами, хоть и ненамного. Но молодая аристократка могла привязаться к такому существу, особенно если ее родная сестра была красивой, бессердечной и пустоголовой.
Я тряхнул головой, стараясь вернуться к действительности.
— Значит, тут не совсем то, что вы думаете. Лучше возвращайтесь домой и ждите известий.
— Я желаю, чтобы ее нашли!
— Воображаете, будто стоит мне щелкнуть пальцами, и она возникнет из воздуха?
— Думаю, что ты можешь связаться со своими дружками, которые занимаются похищением людей.
— Они мои коллеги, а не друзья, и похищают исключительно за выкуп.
Тут мне в голову пришла весьма интересная мысль.
— Четыре Цветка — хорошенькая?
— Очень, — отрезала благородная леди, но, очевидно, тут же поняла мой намек, потому что смертельно побледнела.
— Думаю, ты прекрасно знаешь и содержателей борделей, — с холодной яростью прошипела она.
— Многих, — согласился я, ехидно улыбаясь. — Но мои знакомцы не настолько глупы, чтобы связаться с высокородной барышней, похитив ее прямо на улице средь бела дня.
«Разве что им хорошо заплатят. Или пообещают защитить от дядюшки Тлалока и его приспешников».
А вот эти соображения я не собирался высказывать вслух..
— У нее были любовники?
— Она была нетронутой, — заверила Три Цветка. — Горничная подтвердила это перед смертью.
— Поклонники? Легкий флирт?
— Я бы знала это.
— Вот как…
Я долго молчал.
— Я хорошо заплачу за возвращение Четыре Цветка.
Она полезла под плащ и швырнула чем-то в меня. Я инстинктивно увернулся, и об пол со звоном ударился кисет из оленьей кожи.
— Думаю, для начала этого хватит.
Я пинком отбросил кисет к ногам гостьи.
— Я берусь за это дело не ради денег.
Она впервые улыбнулась.
— Больше ты от меня ничего не получишь. Мой муж не сможет восстановить тебя в правах, а если бы и мог, я бы на этом не настаивала.
— В те времена, когда еще уважали порядок и приличия, вас бы раздели догола и били кнутом на всех площадях за то, что посмели явиться ночью к мужчине, да еще не родственнику, — усмехнулся я, задумчиво разглядывая ее. — Впрочем, такое и сейчас случается.