— Надеюсь, они хорошо говорили обо мне, сир.
— Говоря по правде, они почти не понимали того, что видели, но, по крайней мере, поклялись, что ты безупречно верен. Пожалуй, останусь-ка я еще на день. Где чудесные заряды твоего мавра?
— За скатом, под парусиной, сир. Наше соглашение все еще в силе?
— Когда Башня Крыльев попадет в мои руки, можешь делать все, что захочешь, со странной, спесивой и несговорчивой леди Анджелой. Что же до Олрена… как-то непривычно доверяться мавру.
— Нам необходимы его искусство, опыт и знания математики, сир. Неужели его вера имеет какое-то значение, если все замки Шотландии сдадутся вам?
— Думаю, ты прав.
Леди Анджела из окна башни наблюдала за вновь прибывшими. Не меньше двадцати всадников и шесть вьючных лошадей. Рыцари не походят ни на шотландцев, ни на сторонников Реймонда.
На башню поднялся сенешаль, запыхавшийся после тяжелого подъема по крутой лестнице.
— Сэр Филип Ноттингемский прибыл сражаться за вас, госпожа, — доложил он.
— Сражаться? Две дюжины против трех тысяч?
— Биться в честном поединке. Сэр Филип вызвал барона, и тот принял вызов. Посланец барона просит заключить перемирие, чтобы они могли драться в поле перед башней.
— Передай, что я дам ответ позже, и отошли его.
Не успел барон Реймонд поговорить с посланцем, как Уот вскрикнул и показал на башню. Огромная птица, с размахом крыльев, как у орла, слетела с верхушки башни и направилась к ним. Все, словно зачарованные, наблюдали, как она медленно спускается, паря в теплом спокойном воздухе. Птица была ярко-зеле-ной, и барон скоро углядел, что между крыльями болтается какая-то палочка.
— Сбейте ее! — рявкнул барон, обращаясь к лучникам, и в небо полетело с полдюжины стрел. Две ударили в шелк, и птица рухнула на землю, почти у ног барона и сэра Филипа, и вправду, оказавшись палочкой между двумя крыльями из шелка и тростника. К одному концу был привязан веер из перьев.
— Эта штука пролетела дальше пущенной стрелы, — прошептал переодетый король сэру Филипу, наблюдая, как барон шагает к непонятному устройству.
— Похожа на метлу с крыльями, — заметил растерянный Филип.
— Значит, ведьмы действительно летают на метлах? — спросил король.
Барон изучил сломанную модель, встал и показал королю и Филипу клочок пергамента.
— Кажется, нам разрешили сражаться под стенами башни, — крикнул он.
— И ты в самом деле считаешь ее невинной, после всего, что видел? — спросил Эдуард Филипа.
— О, нет, но я искренне уверен, что она заслуживает милосердия, — твердо объявил тот. — Моя победа в испытании поединком покажет, что Господь повелевает пощадить ее и отдать под мое покровительство.
— И ты женишься на ней?
— Молюсь об этом каждый день и каждый час.
Работа над требушетом продолжалась без помех, пока делались необходимые приготовления к испытанию поединком. Барон и сэр Филип исповедались, прослушали мессу и стали надевать доспехи: кольчуги с простеганной поддевой, железные шлемы и новомодные нагрудники. Поверх всего этого натягивались яркие сюрко. Потом рыцари взгромоздились на боевых коней, стоявших на противоположных концах поля, и оруженосцы вручили им щиты и копья.
— Ваша милость, я еще раз должен возразить против использования этого странного тяжелого африканского дерева, — прошептал Уот, стоявший с копьем Реймонда. — Оно слишком много весит, и вас легко выбьют из седла.
— Позволь мне самому судить о своем оружии, — донесся голос Реймонда из глубины шлема.
На опытный взгляд Уота тяжесть копья в руке Реймонда давала немало преимуществ сопернику, и люди сэра Филипа наверняка это тоже заметили. Уот видел, как они совещаются, вероятно, прикидывали вес копья и способ, каким его можно выбить из рук.
Наконец соперники приготовились к бою. Оба смотрели на окна башни, словно не слыша грома фанфар.
Леди Анджела поглядывала на разворачивающуюся внизу сцену, старательно нашивая красный шелк на длинную тростину. Рядом сидела служанка, с трудом проталкивая иглу через кожаные ремни, как показывал Олрен.
— Чтобы выдержать мой вес, два ремня должны проходить между ногами, — сказала Анджела, не отрывая взгляда от сражающихся.
— Миледи, но это неприлично! — запротестовала шокированная женщина.
— Я могла бы натянуть мужские штаны.
— Но вас назовут распутницей!
— Разве это хуже, чем слыть ведьмой?