Не говоря уже о всяких неврологических усовершенствованиях.
Но что больше всего восхитило Дарджера, так это костюм. Он сидел превосходно, сзади был разрез для хвоста, и опять же потребовалась, наверное, сотня переделок, благодаря которым костюм выглядел на собаке совершенно естественно.
— У вас отличный портной, — заметил Дарджер.
Пес переложил трость из одной лапы в другую, чтобы обменяться с Дарджером рукопожатием, и совершенно непринужденно ответил:
— Это довольно банальное наблюдение, сэр.
— Вы из Штатов? — Не менее банальное замечание, если учесть, что они находились на пристани, а шхуна «Мечта янки» поднялась по Темзе с утренним приливом: Дарджер видел ее паруса, проплывшие над крышами домов. — Уже нашли себе пристанище?
— И да, и нет. Не можете ли вы порекомендовать мне какую-нибудь приличную таверну?
— В этом нет нужды. Я буду счастлив предложить вам на несколько дней свой кров. — И, понизив голос, Дарджер добавил: — У меня к вам деловое предложение.
— Тогда обопритесь о мою руку, сэр, и я с готовностью последую за вами.
Пса звали сэр Блэкторп Равенскэрн де Плас Прешез, но он сказал с некоторой самоиронией: «Зовите меня сэр Плас», — и с тех пор стал «Сэрпласом».
Как Дарджер подозревал с самого начала и в чем убедился при разговоре, Сэрплас был мошенником — больше, чем просто плутом, но до головореза недотягивал. Словом, пес пришелся Дарджеру по душе.
После того, как они выпили в баре, Дарджер продемонстрировал шкатулку и объяснил свой план. Сэрплас осторожно коснулся замысловатой резьбы на поверхности сделанного из тикового дерева ящичка и убрал лапу.
— Вы нарисовали интереснейшую схему, маэстро Дарджер…
— Пожалуйста, зовите меня Обри.
— Хорошо, Обри. Но здесь есть деликатная проблема. Как мы поделим… гм… трофеи этого рискованного предприятия? Мне не хочется упоминать об этом, но очень часто многообещающее сотрудничество терпит крах именно из-за подобных мелочей.
Дарджер открутил крышку солонки и высыпал содержимое на стол. Кончиком кинжала провел четкую линию посредине.
— Я делю — вы выбираете. Или наоборот, если вам так больше нравится. При всем своекорыстии вам не найти между ними различия ни на крупинку.
— Отлично! — воскликнул Сэрплас и, бросив щепотку соли в пиво, выпил за заключенный договор.
Когда они отправились в Букингемский Лабиринт, шел дождь. Дарджер из окна экипажа изучал мелькающие однообразные улицы и мрачные дома.
— Старый скучный Лондон! История мельничным колесом не раз прошлась по твоему лицу.
— Тем не менее, — напомнил ему Сэрплас, — он должен принести нам богатство. Взгляните на Лабиринт с его вздымающимися вверх башнями и яркими витринами магазинов внизу, домами, которые, словно хрустальная гора, поднимаются над морем полуразвалившихся деревянных домиков… и успокойтесь.
— Хороший совет, — согласился Дарджер, — но он не может утешить любителя городов и излечить его сердце.
— Тьфу! — плюнул Сэрплас и более не произнес ни слова за всю дорогу.
У ворот Букингемского Лабиринта сержант-связник выступил вперед, как только они вышли из экипажа. Он моргнул при виде Сэрпласа, но сумел произнести:
— Ваши бумаги?
Сэрплас протянул ему свой паспорт и бумаги, над которыми Дарджер корпел все утро, и небрежно махнул рукой:
— Этот аутист[1] со мной.
Сержант коротко взглянул на Дарджера и тут же забыл о нем. У Дарджера был дар, бесценный при его профессии: он мог состроить настолько неопределенное выражение лица, что, как только собеседник отворачивался, лицо мгновенно исчезало из его памяти.
— Сюда, сэр. Чиновник протокольного отдела сам посмотрит ваши бумаги.
Карлик-ученый вел их через внешний круг Лабиринта. Они прошли мимо дам в биолюминесцентных туалетах, мимо джентльменов в ботинках и перчатках, сшитых из кожи, которая была клонирована из их собственной плоти. И мужчины, и женщины носили множество драгоценностей, поскольку побрякушки снова вошли в моду. Залы с колоннами из мрамора, порфира и яшмы были роскошно украшены. Но Дарджер не мог не заметить потертых ковров и покрытых копотью керосиновых ламп. Его острый взгляд обнаруживал остатки старинной электропроводки и прослеживал пути телефонных линий и кабелей волоконной оптики, оставшихся с той поры, когда эти технологии еще действовали.
На кабели он смотрел с особенным удовольствием.
Карлик-ученый остановился перед тяжелой черной дверью, украшенной золотой резьбой: грифоны, локомотивы, геральдические лилии.