Мы вошли в дом с черного хода.
Рейчел на кухне месила тесто в большой жаростойкой чаше. Ее руки были по локоть припудрены мукой. Она подняла глаза. Она поглядела на меня. Под ее правым глазом белел мазок муки, будто боевая раскраска.
Я не мог ничего сказать. Я не мог пошевельнуться.
Рейчел — создатель «Зеленых дорог». Это она придумала Джерома Джонса: идол шестиклассниц, жиголо кафе, боевой петух Харингей-Хайя. Она сделала меня тем, кто я есть.
В определенном смысле верно и обратное.
Сериал продолжается, хотя она ушла. Никто до конца не понимает — и не прощает — той внезапности, с какой она оборвала свою карьеру. Ее агент большую часть своего времени тратит на кислые отказы от еще более выгодных предложений. От «Старшего Брата» до «Бруксайда» — им всем пригодилась бы ее магия.
Рейчел отошла к раковине и смыла тесто с пальцев. Она вытерла руки посудным полотенцем. Ее руки оказались изящнее, чем помнилось мне. Время превратило их в незнакомые. Кожа сухая, в морщинках — следствие, полагаю, той жизни, которую она вела теперь: летние дни в саду, вечера, посвященные перекрашиванию и обустройству ее нового жилища. Она набросила полотенце на поручень плиты и расправила, чтобы оно просохло. Она взяла рулон фольги, оторвала квадрат и накрыла чашу, запечатав тесто. У нее добавилось седины в волосах; она стягивала их в небрежный узел на затылке, и неизбежные выбившиеся пряди свисали дразняще близко к ее губам. Мне стоило больших усилий не протянуть руки и не убрать с ее лица пряди.
— Как это прошло? — спросила она. На ее лице появились новые морщины, особенно около глаз. Она выглядела старше, но еще не пожилой. Она превращалась в одну из тех полупрозрачных женщин, у которых при неудачном освещении череп почти просвечивает сквозь кожу.
Губы у нее не изменились, и я безжалостно прикинул, не впрыснула ли она коллаген — такие они были пухлые и розовые. При определенном свете казалось, что они уже накрашены.
Я обрел себя (насколько сумел) и сказал:
— Если не считать самой дерьмовой зубной боли на свете, то все прекрасно.
— Что у тебя с зубами?
— Со всем лицом, — сказал я. — Не могу привыкнуть…
На меня навалилась страшная слабость, и я оборвал фразу.
Не об этом я хотел говорить с ней. Это незнакомое лицо. Это дряблое, утратившее форму тело. Мне не требовалась ее дружба. Я хотел почувствовать на лице ее ладони. Я хотел измерить сухость ее кожи в соприкосновении с моей. Я не мог понять, откуда исходит запах миндаля — от теста или от ее кожи.
Но она настаивала. Разглаживала. Уплощала все.
Она объявила, что разработала новый проект.
— Прежде я никак не учитывала этот демографический момент! — произнесла она. — Это, — продолжила Рейчел, — современное «мыло», и они набирают реальных актеров, синтезированные всем надоели.
— Очень мило, — сказал я, не зная, верить ей или нет. Ведь я бы обязательно узнал, если бы она работала над чем-то новеньким? Но если она лжет или преувеличивает… я бы этого не перенес!
— В Биб более чем уверены, — продолжала она тоном выпускницы киношколы (все прекрасно знают, что Би-Би-Си всегда впадает в безоговорочный энтузиазм по любому поводу; они там терпеть не могут отказывать людям, предпочитая ломать их в процессе доработок и переработок). — Они предоставляют для сериала собственный канал, — сказала она, подразумевая специальный цифровой канал вроде того, на котором крутили «Зеленые дороги».
Как ни странно, мне не хотелось обсуждать с ней рейтинг, или кастинг, или работу сценарного отдела. Во всяком случае, не после того, что мы пережили вместе: споры, кризисы, успех (Джером Джонс — шесть лет подряд он обеспечивал нам Лучшую Мужскую Роль среди Национальных премий за «мыло»; а Рейчел, пока работала на студии, получала колоссальные гонорары). Ну а наша близость? Наши ссоры? Наше взаимное молчание?
Она окружала себя стеной слов, баррикадой пустословия. Чтобы отгородиться от прошлого. Я старался сломать ее оборону.
— Значит, у тебя нет никаких наметок нового романа?
— Нет.
— А что ты скажешь о новой компании, той, которую ты собиралась создать?
— Ничего.
— Ну а короткометражки, которые планировала снять?
Я не хотел атаковать ее, но это получилось само собой.
И вот тут вновь появился Фрэнк.
— Поехали! — бодро провозгласил он, забирая с полки бутылку крианцы.
Рейчел просияла улыбкой.
Я не был готов к этому.
Я отвел глаза.
Их дом оказался куда приятнее, чем я ожидал. Что-то во Фрэнке — таком педантичном, таком придирчивом, таком практичном — вызывало в моем воображении вышитые салфеточки, и сухие букеты, и подковы над дверями. В действительности же обстановка оказалась крайне лаконичной, и все комнаты были выкрашены в белый цвет, что создавало впечатление уюта, комфорта, стиля — мне понравилось.