— Что за слово?
— М-м-м… боюсь, — неожиданно призналась Маришка. — Вдруг я его повторю, а меня…
— Не бойся! — я улыбнулся в трубку. — Выдаю тебе разовую индульгенцию. Этот мелкий грешок отпускаю заранее.
И все же Маришка, наученная горьким опытом, произнесла слово по буквам, с затяжными паузами:
— Олег… Тамара… Семен… Тамара… Олег… Иван краткий.
— Вас пэ, о, эн, о… — начал я в тон, но скоро сбился. — Короче, вас понял. Он что, и сейчас такой?
— Антошка? Нет, уже нормальный. Но видел бы ты, чего мне стоило уговорить его передо мной извиниться, причем искренне, причем он так и не понял, за что. К счастью, он даже не заметил, что с ним что-то такое происходило. С трудом его домой отправила, наплела что-то правдоподобное про начало весны, про инфекционное обострение, короче, посоветовала рот раскрывать поменьше, особенно на улице и вообще…
— В общем, конец у сказки счастливый?
— Пока да, но что будет, если завтра все повторится? Может, стоило сразу ему все объяснить?
— Погоди пока объяснять, — сказал я. — Самим бы сначала решить, что такое хорошо, а что такое плохо. Где благо, а где эта… скверна. Что культивировать в себе, а что, наоборот, усекать. Мы с Пашкой третий час только об этом и думаем.
— Да? И что надумали?
— Теперь неважно. После твоего рассказа придется передумывать заново.
— Ну, думайте. Не буду мешать.
— Да ты и не мешаешь. Ты вот что… Постарайся там больше никого не это… — Слово подобралось не самое удачное, но никакое другое просто не шло на ум. — Не заразить.
— Хорошо, — вздохнула Маришка. — Я попробую.
— Ну что? — спросил Пашка.
— Все, — лаконично обобщил я. — Теперь ты сам можешь пройтись по школам, тюрьмам и колониям. Поздравляю. — Мы вернулись в кухню, и под бутерброд с колбасой и сыром я передал ему краткое содержание нашей с Маришкой беседы.
— Значит, все-таки вирус, — констатировал Пашка.
— Вирус, — согласился я. — Или что-то еще, передающееся наподобие вируса. Причем, не знаю, как ты, но я-то точно его носитель. Тебе не страшно сидеть рядом со мной?
— Чего мне бояться? — Пашка изобразил недоумение. — Табельное я еще ни разу не использовал. Взяток не беру. Изменять мне вроде пока некому. А в остальных грехах я как-нибудь найду, перед кем покаяться.
— А твое окружение? Друзья, родственники? За них тебе не боязно?
— Разберемся, — успокоил он. — В конце концов, это моя работа — вскрывать тайные пороки, так что для меня мало что изменится. То ли дело ты… Подумай: кто ты был неделю назад? Обычный веб-дизайнер, вкалывающий за четыре сотни зеленых в месяц. Зато теперь ты поведешь людей к свету!
— К цвету, — скаламбурил я. — Был такой слоган у фирмы «Эпсон»: «Сделай свой мир цветным!» Только, боюсь, никто за мной не поведется. Опять же непонятно, в какую сторону вести.
— Вопрос даже не в этом.
— А в чем?
Бешеный кролик игриво подмигнул и спросил:
— Кто идет за «Клинским»?
— Сегодня, — ответил я, — самый фиолетовый!
И исступленно захихикал, глядя, как торопливо Пашка осматривает свои конечности, только что с табуретки не свалился от смеха.
В час тридцать снова включилась магнитола. Однако вместо родного голоса мне предложили прослушать блок рекламы. Потом еще раз. И еще.
Должно быть, один и тот же блок повторили пять раз подряд, поскольку Пашка четырежды спрашивал у меня:
— Шурик, а у тебя бывает дежа вю?
Потом реклама закончилась, и я целую минуту был счастлив. В динамиках было тихо, лишь время от времени что-то негромко дзинькало. Затем магнитола ожила, но вместо обычного Маришкиного «А вот и я!» эфир заполнил суровый и заспанный мужской голос.
— Ночные новости, — объявил он. — Экстренный выпуск. — И смолк.
Я напрягся. Таким вступлением и интонациями можно довести нервного слушателя не хуже, чем внеплановым «Лебединым озером».
— В студии Сергей Дежнев, — вновь заговорил диктор. Повторил для слабослышащих: — Ночные новости. Экстренный выпуск. — И вдруг выдал: — Ночь, господа! — Пауза. — Пора любви и отдыха от трудовых будней. — Пауза. — Московское время. — Пауза. — Один час сорок две минуты. — Пауза. — Что в сумме составляет… — Продолжительная пауза. — Нет, уже сорок три минуты.
На этот раз Пашка без лишних слов протянул руку к пульту, прерывая экстренный выпуск новостей.
— Нельзя, — с осуждением сказал он, — пить на работе.
— А за рулем? — спросил я. — Можно?
— И за рулем нельзя, — ответил Пашка, протягивая мне пустую кружку.