Я очутился во внутреннем дворике — к счастью, пустом — с гладкими бетонными дорожками, декоративной черепицей поверх стен и лифтом в дальнем конце. Камер слежения я не заметил и не стал тратить время на их поиски. Подойдя к ближайшей двери, я прислушался. Судя по звукам, за ней находилась кухня, поэтому я пересек дворик и попытал счастья еще раз. Тишина. Я открыл дверь и вошел в пустой офис. И снова ни единой камеры на виду, если не считать камеры над монитором на столе. Детектор подсказал, что Тина выше и северо-западнее меня — во всяком случае, ее кресло точно там — и что батарейка в «жучке» уже садится. Дальняя дверь в офисе открывалась вовнутрь; я постоял возле нее, прислушиваясь. Тихо. Я открыл дверь и увидел коридор, который надеялся отыскать — ведущий к лестнице. Я уже почти подошел к ней, когда у меня за спиной открылась дверь. Я продолжал идти, думая, что на меня в форме санитара не обратят внимания. Фокус не удался — мужской голос окликнул меня по-испански. Я не остановился.
— Эй! — рявкнул тот же голос метров с четырех у меня за спиной. — Стой!
Я продолжал идти.
— Охрана задница! — гаркнул мужик. Запятой между словами я не уловил; может, его должность так и называется? Я услышал негромкий металлический щелчок. Пришлось обернуться.
Охрана-задница оказался невысоким, пониже Собески, но возмутительно мускулистым. Пушка в его лапе предназначалась для гарантированного убийства: пистолет-пулемет «штейр» калибра, скорее всего, десять миллиметров и с лазерным целеуказателем, сейчас рисующим красный крестик у меня на груди.
— Я тебя не знаю, — сказал он. — Что ты здесь делаешь?
Хоть убейте — а, похоже, именно на такую ставку мы сейчас играли, — но я несколько секунд не мог придумать добротную ложь или хотя бы безопасную версию правды.
— У меня здесь подруга, — сказал я наконец. — Мне нужно с ней повидаться.
Ответ получился не очень удачным, да и медлил я с ним слишком долго, поэтому он мне не поверил.
— Да? А кто ты такой?
— Меня зовут Норман. Слушай, я заплатил парню у входа за эту униформу. И он сказал, что проблем у меня не будет.
Он презрительно усмехнулся.
— Сколько у тебя осталось?
— Сотни две американских долларов. Точно не помню. Усмешка не стала более приветливой:
— Чего ты хочешь?
— Здесь есть одна женщина. Я хочу с ней поговорить. Усмешка сменилась отвратительно хитрым взглядом:
— Поговорить?
— Да. Она молодая красивая блондинка. Одноногая. — Я повторил это на испанском — эту фразу я выучил наизусть.
— Знаю такую, — сказал он, подумав. Я набрал в грудь побольше воздуха.
— Мне нужно всего несколько минут. Я дам тебе двести долларов.
— А я могу пристрелить тебя и забрать деньги. Черт…
— Тогда ты получишь лишь то, что у меня с собой. И я не приду завтра и не принесу еще.
Он задумался над моими словами, затем кивнул:
— Хорошо. — Этот тип явно был азартным игроком. — Иди на-, верх. Медленно.
Я стал подниматься по лестнице, охранник держался метрах в трех-четырех позади. Бедра у него были не настолько накачанными, чтобы вынуждать его ходить вперевалку, но я знал, что смогу от него убежать, если придется. У меня оставался слабый шанс застать его врасплох на лестничной площадке — опередить на один пролет и выхватить пистолет из кобуры на лодыжке, но это приведет лишь к тому, что мы оба окажемся вооружены, и тот, кто станет меньше колебаться, пустит оружие в ход. А я не был уверен, что сумею убить его или серьезно ранить, стреляя из своей хлопушки — пусть даже в упор, а его «штейр» наверняка поставлен на автоматический огонь.
Качок привел меня на полуэтаж с низким потолком между первым и вторым этажами, затем отконвоировал по тускло освещенному коридору и подвел к двери.
— Она там. Брось деньги на пол и заходи. Я скажу, когда твое время кончится.
Я достал из кармана четыре полусотенные банкноты.
— Двести долларов, пятнадцать минут.
— Пять, если не заплатишь больше.