Прошла неделя. Ни одной странной кражи в районе за это время не случилось. Змея притаилась.
На рассвете Ямщиков топал по пустынному спящему городу. Он был доволен собой. Две ночи косил под раздолбая, тусовался с бомжами, делал вид, что пьет гнусную паленую водку и прикидывался дураком. Отследил все-таки, как в частный гараж перекидали из грузовой «Газели» три десятка коробок с ворованными компьютерами — целый компьютерный класс. И номер машины срисовал, и парней, что трудились под покровом светлой июльской ночи.
Спать хотелось, и он не сразу сообразил, что идет знакомым переулком. Вот за этим домом на противоположной стороне двора живет Костя Андреев со своим Герасимом и Змеей-воровкой. Надо выспаться и зайти к парню. Тем более, что Ямщиков связался со знакомыми «афганцами», и те пообещали, что их организация возьмет над парнем шефство.
В траве газона сбоку от проезжей части он наметанным глазом засек что-то рыжее. Словно бросили старую лисью шапку. Сердце опера екнуло и заныло. Рыжий Герасим, скрючившись, лежал в сырой зелени. Шерсть слиплась от росы. Раскрытые желтые глаза остекленели и поблекли. Пасть оскалена.
Не веря своим глазам, Ямщиков медленно подошел, надеясь, что ошибся. Но это был тот самый кот. Опер осторожно тронул его носком кроссовки. Тельце уже успело окоченеть.
Капитан на своем веку перевидал горы трупов. Всяких. Испытывал, бывало, при этом и гнев, и ярость, и отвращение. Но такой жалости — беспомощной, бессильной — никогда. Он растерянно огляделся и сразу представил, как это все случилось.
Ночь. Стремительно летящая машина. И кот, застигнутый врасплох на голом асфальте. Ослепленный ярким светом фар, он замер, а когда рванулся к спасительной обочине, было уже слишком поздно. Его ударило, смяло, отбросило на траву…
Ноги сами понесли Ямщикова к знакомому подъезду. Дурное предчувствие гнало его чуть ли не бегом. Он хотел позвонить, но сперва попробовал толкнуть дверь рукой. Она легко подалась. Было уже довольно светло, но он все же включил свет.
Костя Андреев лежал на полу, согнувшись, в линялых сатиновых солдатских трусах и полосатом десантном тельнике. Худые ноги в сплошных шрамах и пятнах ожогов бессильно раскинуты. Зубы оскалены по-кошачьи. В руке зажат аптечный пузырек. Еще несколько таких пузырьков валяются рядом, у некоторых отвинчены колпачки. Ямщиков понял: парень на ощупь искал лекарство, нюхал, что в пузырьках. Но нужный ему валокордин не нашел. Тот слишком далеко откатился из опрокинутой обувной коробки, служившей аптечкой.
Постель на раскладном старом диване была смята. Шкаф распахнут, некоторые вещи выброшены на пол, словно тут торопливо шарил вор-домушник. Валялась пара раскрытых красных орденских коробочек, книжечки удостоверений, фотографии. На одной из них, цветной — бравый воин в камуфляже и краповом берете набекрень. На груди два ордена Мужества и медали. Вот каким он парнем был, Костя Андреев.
На кухне полная раковина грязной посуды. На столе объедки и пустая водочная бутылка. Два стакана, один со следами губной помады по краям. Самой Змеи и следа не осталось. Бросила умирающего незрячего человека и сбежала. Не погнушалась ограбить напоследок.
Врач помочь уже не мог. Он только констатировал смерть — предположительно от сердечного приступа. В период с половины второго до трех часов ночи.
Анастасию Морозных милиция сняла с поезда. Та, отбывая свои восемь лет, знать не могла, что за это время порядки на железнодорожном транспорте изменились. И когда кассирша потребовала паспорт, безропотно его предъявила. Украденные ордена были при ней, как и пригоршня золотых изделий.
— Давай, Саня, помянем храброго бойца и удивительного человека Костю Андреева, — Ямщиков разлил чекушку пополам. — Без глаз, а все видел. Да еще как видел, даром, что в сером цвете. И слышал. И нюхом чуял. Если б не эта Змея, может, вся человеческая цивилизация другим путем могла пойти, понял? Да все мы виноваты, что так получилось.
— Я виноват, — хмуро поправил Ерошин. — Если б тогда взял эту гадину, глядишь, не стряслось бы ничего такого.
— Все — это не только ты да я. Это все мы, уткнувшиеся рылами в кормушки, озабоченные своими делами, ничего не видящие вокруг, хоть и по два глаза имеем. Ладно, успокойтесь души праведные, не своей волей грешившие. Давай, Саня, не чокаясь.
Борис Руденко
Без проблем!
Бензобак его «пятнашки» был пуст уже вторую неделю: лимиты по льготным ценам на бензин для граждан с первого числа снова сократили вдвое. По иностранным кредитам страна расплачивалась нефтью. Последнюю десятилитровую канистру дешевого бензина Дорохов хранил на балконе — на случай экстренной поездки в деревню к родителям. Дорохов коснулся рукой запылившегося бока машины и вышел со двора на улицу. В этот час и день, да и во все последующие, вплоть до начала месяца, мостовые оставались свободными от транспорта. На своих колесах передвигались только городские чиновники, заезжие иностранцы да бандиты. Первая категория получала бензин по спецрасценкам, а две последующие ценами не интересовались никогда. Прохожих на улицах почти не было, однако четверо нищих, трое из которых работали под беженцев из Таджикистана, как всегда, стояли на своих местах.