Пальцы Волкова на мгновение замерли над клавиатурой, лица его Дайсон, к большому своему сожалению, не видел и о реакции доктора судил по поведению Брюса — конечно, это было кривое зеркало, но за неимением других, приходилось довольствоваться существующим.
Во взгляде Бестера читалось: «Вы правы, Ред, но не продолжайте, это опасно!»
У Дайсона, однако, было на этот счет иное мнение. Он не считал признание, даже чистосердечное, важным элементом в цепи доказательств. Признался же Фред Бакли в убийстве Туберта! Конечно, если сейчас Волков поднимет лапки кверху, убежденный либо оружием, либо неожиданным вопросом, это позволит иначе вести расследование, но финальной точкой ни в коем случае не станет. Может, он действительно поторопился и нужно было дождаться, когда доктор вынужден будет что-то сделать с Элис прямо на их глазах, и взять его, как говорится, с поличным?
Нет, этого Дайсон допустить не мог. Не должно быть опасности для Элис. Никакой. Для расследования — пусть, но не для этой женщины.
— Так я о психике Элис Бакли, — повторил Дайсон свой вопрос. — Когда она лучше поддается программированию — на стадии быстрого сна или в состоянии покоя?
— Старший инспектор, — медленно произнес Волков, — я хочу, чтобы вы уяснили раз и навсегда: мозг человека не компьютер, его невозможно запрограммировать. Пожалуйста, дайте мне работать спокойно. Нужно завершить опыт. Может, удастся спасти…
— Кого? — заинтересованно спросил Дайсон.
— Человечество, — буркнул Волков. — Вы же сами о нем беспокоились минуту назад.
— Ах, какие мы заботливые, — иронически сказал Дайсон. — Честно говоря, человечество меня не интересует. Если Мировой разум способен влиять на мозг спящего человека, то почему то же самое не может сделать преступник? Тем более, что у Мирового разума нет мотива — зачем ему было расправляться с беднягой Тубертом? И с доктором Бакли — зачем? А у вас и мотив есть, и возможность.
— Глупости, — сказал Волков. — Глупости. Глупости.
Вообще-то Дайсон должен был отреагировать первым. Внимательно следя за врачом, старший инспектор тем не менее не выпускал из поля зрения и спавшую Элис. Но все-таки пистолет оказался в ее руке прежде, чем Дайсон понял, что происходит. Он думал, что женщина — как в прошлый раз — сначала поднимется, и тогда он успел бы… Но Элис даже попытки не сделала встать или хотя бы приподняться. Она протянула руку (глаза оставались закрытыми, а тело — расслабленным) и взяла лежавший на краю кушетки пистолет.
— Эй! — воскликнул Брюс и сделал движение, которое не успел закончить: пуля впилась ему в левое плечо, а черный глазок уже повернулся в сторону Дайсона, и он поднырнул под выстрел, как ловкий пловец успевает нырнуть под днище несущегося на него катера. Почувствовав, как быстрый жар опалил волосы на макушке, Дайсон перехватил запястье Элис, и третья пуля влепилась в потолок, а четвертая, разбив оконное стекло, унеслась в белый свет.
Дайсон неожиданно почувствовал: всей его силы недостает, чтобы снять палец Элис с крючка, а она все нажимала, нажимала и продолжала нажимать, когда в обойме не осталось ни одного патрона.
Час спустя, когда эксперты осматривали лабораторию, Дайсон нашел, куда попали остальные пули. Это, конечно, не имело особого значения для следствия, но в протоколе отметили: пули номер 5, 6, 7 и 8 угодили, соответственно, в аппарат Везингера (прибор для считывания данных о состоянии вестибулярного аппарата), в висевшую над компьютером фоторепродукцию картины Дали «Леда и Лебедь», а также в дверной косяк и в стену под самым потолком над устройством противопожарной сигнализации. Последнее привело к тому, что сигнализация сработала, и служба пожарной охраны прибыла раньше полицейского патруля, вызванного Дайсоном сразу, как только он скрутил доктора Волкова и приковал его наручниками к спинке стула.
Несколько минут ушло на то, чтобы сделать перевязку театрально стонавшему Бестеру, вообразившему, должно быть, себя в роли голливудского помощника вездесущего шерифа. Старшего инспектора беспокоила в происходившем хаосе только Элис. Почувствовав, что в руке больше нет оружия, она расслабилась и рухнула на кушетку, ненароком придавив несколько свисавших сверху проводов («совсем как в прошлый раз, — подумал Дайсон, — значит, вот как это происходило»).
Дышала она ровно, глаза были закрыты — Элис спала. И может быть, видела сны, находясь в симбиозе с какими-то высшими космическими силами, о которых лично Дайсон думал с презрением, как о факторе несущественном, созданном больным воображением погибшего Туберта.