Ямщиков на вопрос Ерошина сообщил:
— Люди у нас пока что не летают, а птицы не воруют.
— А сороки? — возразил Саня.
— Да, действительно, — легко согласился Ямщиков. — Кстати, нечто подобное было в Австралии в шестидесятые годы. Там в банке деньги стали пропадать, каждый день по нескольку сотен долларов, и на каждой купюре — кенгуру. И у каждого в сумке — Маугли.
— Ну чего ты издеваешься? — обиделся Ерошин.
— Извини, Саня, насчет Маугли, конечно, лишнее, а кенгуру точно нарисованы. Я так думаю. В общем, прикинули банкиры: деньги пропадают, когда кассиры на обед уходят. И оставили охранника в запертой кассе. Так и оказалось. Залетает в форточку попугай, хватает со стола пятьдесят кенгуробаксов — и обратно. Отследили его, и хозяина прибрали за решетку. Попугая тоже в клетку заточили пожизненно. А теперь ответь мне, знаток, почему сейчас в австралийских банках такие кражи невозможны?
— И думать нечего, — хмыкнул Саня. — На всех окнах с тех пор в обязательном порядке мелкая сетка.
— А вот и нет. Бери круче — кондиционеры. А все окошки законопачены насмерть. Так что приз уходит от знатоков к телезрителю. Сегодня ужинаешь без пива.
Черный кот распластался на кончике обломанной ветки, вытянувшись в струнку, задирал голову вверх, показывая белое пятно на шее, и тянул длинное «мяу». Из форточки четвертого этажа на него, не отрываясь, смотрела такая же черная кошка и тоже тоскливо мяукала. Кошачьи Ромео и Джульетта, сцена на балконе. Разлученные влюбленные.
Ямщиков хмыкнул и пару раз оглянулся, уходя дальше по улице. Как пить дать, сверзится котяра с высоты третьего этажа…
А ведь не только птицы могут в форточки влетать… Кошке тоже не составит больших трудов вскочить на карниз под окном первого этажа, а оттуда прыгнуть в форточку. Мысль показалась интересной, но Ямщиков тут же усомнился, что кошка сможет выбрать из груды бижутерии самую ценную вещь и унести в зубах.
И он бы не вспомнил больше о тоскующем коте и его подружке, заточенной в квартире четвертого этажа, если бы в тот же день, точнее, в тот же вечер, в обворованной квартире не обнаружился четкий кошачий след. А все потому, что в полдень на город выпал приятный грибной дождик. С утра солнце жарило, духота стояла несусветная, а потом откуда ни возьмись набежала тучка и окропила пыльные улицы двухминутным отвесным водопадом.
Кража случилась в квартале по соседству с тем, где таинственным образом пропадали деньги и золотишко. Почерк совпадал до мелочей. Единственная разница — здесь имелась марля на форточке. То есть имелась утром, а вечером, когда хозяева пришли с работы, она была сорвана и валялась в траве под окном. А на полу квартиры лежала шкатулка с отлетевшей крышкой. Хозяйка плакала и громко раскаивалась в том, что утром торопилась и не припрятала шкатулку подальше, а оставила на тумбочке в прихожей возле зеркала.
Все золотые изделия пропали, штук пятнадцать, если каждую пару сережек считать за две единицы. Зато на полированной поверхности тумбочки остались грязноватые отпечатки кошачьих лап. А уж на белом подоконнике в кухне их было натоптано немерено.
Ерошин позвонил Ямщикову и спросил, что тот думает по этому поводу.
— Я думаю, Саня, — глубокомысленно ответил капитан, — что кошку не приучили вытирать лапы при входе в дом… А в других местах она тоже наследила?
— На всех столах, на трюмо, везде, где люди обычно оставляют шкатулки и раскладывают всякую такую хренотень.
— Вот что, Саня. Допустим, в окно действительно влезла кошка, поискала рыбы на сковородке да и убралась не жрамши. А потом неизвестное лицо проникло в помещение и распотрошило шкатулку, создав видимость кошачьей проделки. Или принесло кошачью лапу с собой. Такие версии и предлагай начальству. Потому как валить на кошку — гнилое дело, свидетельство непрофессионализма сотрудников отдела по раскрытию квартирных краж и попытка представить нашего дорогого полковника сам знаешь кем.
Мальчик с удочкой ни за что не дотянулся бы из форточки в коридор к входным дверям, потому что это за углом и из кухни не видно. Чертовы попугаи, вкупе с сороками-воронами, должны были обладать недюжинным интеллектом и чувствовать себя, как дома, в темной прихожей. Кошки в темноте, наоборот, чувствуют себя превосходно. Но можно ли кошку выдрессировать до такой степени? Ямщиков в этом сомневался. А раз сомневался, следовало обратиться к компетентному эксперту. Разумеется, надо было Ерошину подсказать это направление, но капитана уже настолько уело каверзное дело вора-невидимки, что он инициативным порядком направился в цирк. Завлекательные афиши с румяным клоуном, набравшим полные руки разномастных кошек, висели по всему городу, и лучшего эксперта в области дрессировки этих своевольных тварей нечего было и искать.
У себя дома Ямщиков прошелся вдоль книжного стеллажа, где к переплетам жались разные пыльные безделушки, и выбрал толстого глиняного кота в зеленую полоску, похожего на матрас с усами и хвостом. Это чудище он купил за десятку пару лет назад на какой-то благотворительной детской ярмарке. Руководительница кружка юных керамистов пояснила, что глазурь после обжига меняет цвет. Ребенок взял черную, как ему казалось, краску, а из печи вышел кот зеленой масти. Бывает.
С подарком в кармане и удостоверением наперевес Ямщиков легко прошел заграждение из одного сержанта вневедомственной охраны и двух веселых бабушек. Потом немного посмотрел, как репетируют люди и лошади, и выловил в заваленном реквизитом закулисье клоуна Гошу Корабликова, вовсе не такого румяного, как на афише. И нос у того оказался нормальных размеров, даже с горбинкой. И волосы не рыжие, коротко стриженные под парик. Только по индивидуальной улыбке и опознал.
Корабликов интереса к милиционеру не проявил, но глиняный кот в зеленую полоску привел клоуна в восторг. Контакт установился, и Корабликов повел Ямщикова к своим кошкам. Те тут же кинулись обнюхивать милицейские ботинки, тереться о них и дергать за шнурки.
— Кошки гуляют сами по себе, — сообщил Гоша избитую истину. Он на выездных выступлениях в детских лагерях и на новогодних утренниках читал ребятне такую краткую лекцию по кошковедению и сейчас шел тем же привычным путем. — У них хозяев не бывает. Они просто позволяют человеку жить рядом, кормить себя и гладить. Как я их дрессирую? А никак! Что кошка любит делать, из того и номер сооружаю. Есть тут у меня перс Матаня, обожает лежать в эмалированной кастрюле. Свернется, как в гнезде, и бездельничает в свое удовольствие. Я его выплескиваю, а он обратно прыгает. Вот тебе готовый номер — «Кот и повар». Ребятишки аж визжат от восторга. Или вот Булочка, — Корабликов подхватил гладкую, перетекающую, как змея, серую кошечку, похожую на булочку не больше, чем на подстаканник. — Обожает качаться. Цепляется за канат, а я ее раскручиваю колесом.
— А вот у меня чисто профессиональное любопытство, — вклинился Ямщиков, подхватывая белоснежного кота, карабкавшегося по его брюкам. — Можно ли обучить кошку воровству. Скажем, кольца золотые приносить?
— Кошки не воруют, — сухо осадил его Корабликов, — они добывают питание. А кольца им без надобности. Был, правда, у меня Баллон, имя такое сценическое, очень любил денежки. Найдет на полу копеечку и давай лапами гонять. Или в рот возьмет и держит. Чем-то они ему нравились. Так и гоняет до тех пор, пока в щель какую-нибудь не загонит. А еще у меня есть Лукерья, так она мячик приносит. Я кидаю, она его догоняет и обратно приносит, чтоб снова бросил. Играет.
— А обучить такую Лукерью кольца находить?
— Нет, — поморщился Корабликов, — я же говорю: кошки не поддаются дрессировке. Если найдется такая любительница колец, тогда может быть. Но сомневаюсь. Сильно сомневаюсь. Зрение у кошек слабое, к тому же нецветное. Они все видят в сером свете и плоском виде. Реагируют, главным образом, на движение. Обоняние тоже так себе, с собачьим нюхом и сравнивать нечего. Видят в темноте — вот единственное преимущество.
— А как же они тогда на мышей охотятся? — удивился Ямщиков.