Вот и в России у Пратчетта есть все шансы занять пустующую «экологическую нишу» интеллектуально- иронической фэнтези. Мало того, он оказался настолько «нашим», что порою задаешься вопросом: ну как может англичанин говорить на таком близком нам языке (метафорически, конечно)?
А втор нескольких популярных сериалов, чьи романы не раз попадали в первую десятку бестселлеров, журналист Терри (Дэвид Джон) Пратчетт родился 28 апреля 1948 года в Вэконсфилд Баксе, Великобритания. В 1971 году он выпустил свой первый юмористический роман-фэнтези «Люди ковра», а в 1983 году в издательстве «Corgi» вышел «Цвет волшебства» — первый роман самого популярного цикла Пратчетта — «Плоский мир» (Discworld). За этим последовали сериалы на ВВС, компьютерные игры и в 1986 — второй роман цикла, «Безумная звезда». Популярность стремительно росла, и в 1987 году Пратчетт оставляет журналистику, чтобы посвятить себя литературе. С тех пор он неоднократно входил в список номинантов и лауреатов крупнейших НФ-премий; получил самую престижную британскую награду в области детской литературы — премию Карнеги; стал объектом поклонения фэнов и приобрел международную популярность— только у нас, в России, увидели свет уже 15 его романов из серии «Плоский мир» и произведения из других сериалов.
В аннотации к русской версии серии «Плоский мир» (издательство «ЭКСМО-Пресс») использована цитата из «Independent»: «Пратчетт не менее забавен, чем Вудхауз, и столь же остроумен, как Во». Однако корни творчества Пратчетта восходят еще и к традициям английского «фантастического» абсурда — от Льюиса Кэрролла до не менее блистательного Дугласа Адамса, писателя в Британии не менее культового, чем сам Пратчетт. Тем не менее от Кэрролла и Адамса тексты Пратчетта отличает одно весьма существенное обстоятельство: их серьезное этическое наполнение, что для литературы абсурда является исключением — она, по сути своей, этически амбивалентна. Интеллектуалу Пратчетту, в отличие от его литературных предшественников да и большинства нынешних российских коллег, с холодной головой лепящих очередную поделку или мастеровито выстраивающих очередную литературную провокацию, присуща эдакая старая добрая порядочность (добропорядочность!). Что и сделало его международным любимцем. Я вполне понимаю модных наших литераторов, которые, когда-то насильственно перекормленные манной кашей идеологии, вдруг кинулись расчленять холодными скальпелями человеческие идеалы, но, если вдуматься, в самих идеалах нет ничего плохого. Более того, именно идеалы (наряду с чувством юмора, скажем, или со способностью усваивать абстрактные понятия) и делают человека человеком. А если учесть, что жанр фантастики пользуется наибольшей популярностью среди людей с романтическим складом ума, то именно читатели фантастики и тоскуют сильнее других по порядочности, по этической определенности. И Пратчетт при всей своей ироничности и «заниженном пафосе» (придумал, например, совершенно беспафосного Коэна-варвара, престарелого героя с хроническим радикулитом и профессиональным геморроем, следствием «жизни в седле») дает им то, чего наши, родные, стесняются по причине духовной незрелости. То есть человечность, снисходительное отношение к мелким слабостям при отчетливом неприятии истинных пороков, а также застарелое недоверие к совершенству, «голубой» крови и кастовой системе, в чем бы она ни выражалась. «С эльфом сражаться нельзя — хотя бы потому, что ты куда более ничтожен, чем они. И это правильно. Ты — ничтожен. Они прекрасны. Они прекрасны, а ты — нет. Ты всегда будешь последним, отобранным в команду… все самое интересное всегда происходит с другими людьми, но только не с тобой, и ты это знаешь. Все эти самоуничижающие чувства сливаются воедино. С эльфом нельзя сражаться. Такое бесполезное, флегматичное, слишком человечное существо не способно победить, вселенная устроена иначе…» («Дамы и Господа»).
Первые книги цикла «Плоский мир» — «Цвет волшебства» и «Безумная звезда» — во многом еще напоминали холодные блистательные умопостроения Дугласа Адамса. Но коэффициент человечности в цикле «Плоский мир» растет от романа к роману. И уже «Мрачный жнец», «Мелкие боги», цикл о «Вещих сестричках» (особенно «Дамы и Господа») — ироничный, негромкий, но все-таки гимн человечности.