Как уже говорилось, фантастика более зависима от ДС, нежели мэйнстрим. Исходное фантастическое допущение, сталкиваясь с реалиями обыденной жизни, не может не породить поток бурных событий. Вот и готова почва для ДС. Правда, на этой почве можно с успехом выращивать и другие овощи.
В советской фантастике иногда встречались не очень динамичные книги, с плавным темпом повествования. Если вспомнить советскую фантастику без ДС (в нынешнем его понимании) — то это, например, большая часть творчества Геннадия Гора. Или мистико-фантастические повести Александра Житинского — «Снюсь», «Лестница». Или «Четыре портрета» Михаила Чулаки. Да и популярный роман Евгения Войскунского и Исая Лукодьянова «Ур, сын Шама» тоже далек от чрезмерного динамизма. Действие ускоряется лишь ближе к концу, в зарубежных приключениях Ура. А преобладающая часть текста выдержана в плавном темпе, соответствующем темпу реальной жизни. Таков и роман Ольги Ларионовой «Леопард с вершины Килиманджаро». Однако в этих случаях отсутствие «приключений тела» идет тексту на пользу.
На рубеже 1980 — 199.0-х, когда издательский диктат не был еще столь силен, а свобода самовыражения уже возникла, плодились произведения, где не то что динамичного, а вообще никакого сюжета не наблюдалось. Сплошной поток сознания в фантастических декорациях. Как правило, литературное качество таких текстов было низким, и они не оставили о себе памяти. Из. произведений действительно сильных (и при том нё остросюжетных) можно упомянуть роман Владимира Хлумова «Мастер дымных колец», написанный в 1989 году, а впервые изданный лишь в 2000-м, и небольшую повесть Дана Марковича «ЛЧК» (1991).
В современной же российской МФ подобные примеры единичны. Упомянем повесть Вячеслава Рыбакова «Вода и кораблики», романы Евгения Лукина «Гений кувалды «Катали мы ваше солнце» и его же повесть «Труженики Зазеркалья». Не слишком динамичны и некоторые произведения Марины и Сергея Дяченко — например, повести «Последний Дон Кихот» и «Эмма и сфинкс», роман «Шрам», где динамика завязки и финала уравновешивается плавной, спокойной «сердцевиной». Да и роман «Магам можно все» тех же авторов балансирует где-то на грани между остросюжетностью и неспешностью. В этом же ряду — повесть Олега Овчинникова «Семь грехов радуги», где темп повествования вполне соответствует обыденной жизни, а экстрим почти отсутствует.
Особого упоминания заслуживает роман Елены Хаецкой и Виктора Беньковского «Анахрон». Возможно, это лучший пример того, как фантастика, отказываясь от острого динамичного сюжета, не только не перестает быть интересной, но существенно выигрывает в качестве. Начинаясь со стандартной фантастической завязки (в современный мир попадает девушка из далекого прошлого), очень скоро роман перестает соответствовать ожидаемым динамичным вариантам. Ни тебе интриг, ни квеста, нет никаких чекистов и бандитов, магов и пришельцев. Вместо этого — обыденное развитие событий, исходящее из реалий нынешней жизни. Волею случая приютивший девушку мелкий бизнесмен Сигизмунд Морж живет самой заурядной жизнью. И на этом фоне — забота о совершенно неприспособленной к нашему миру девице из какого-то восьмого или девятого века. Постоянно что-то случается, и ждешь: ну, вот сейчас реализуется та или иная стандартная схема. Ничего подобного! Ситуации возникают — и как-то сами собой рассасываются. Но чтение от этого не становится скучнее, внутренняя напряженность достигается за счет глубины психологии. Сигизмунд Морж постоянно ведет себя вопреки схеме героя стандартного фантастического боевика. Он противоречив, смешон, неприятен — и одновременно симпатичен.
Так что отсутствие ДС вовсе не означает отсутствие сюжета как такового. И самые обыденные, заурядные ситуации бывают острыми, захватывающими. И темп событий в фантастическом романе может быть таким же, как и в реальной жизни. Кнопку «turbo» иногда лучше не нажимать. И герои могут быть нетипичными, не «крутыми мужиками» и не рефлексирующими интеллигентами (которые обычно резко крутеют в финале), и даже не чем-то средним — а совсем иными.
Да, отказ от ДС означает большую «зеркальность» при описании жизненных реалий. Это в какой-то мере накладывает ограничения на фантастический элемент произведения. Ведь невозможно описать ситуацию «в точности как в жизни», если в силу фантастического допущения сама жизнь меняется радикально. Например, если Землю захватывают Чужие и устраивают геноцид, непросто будет описать неспешные бытовые подробности жизни. Хотя «непросто» не значит «невозможно». Во всяком случае, иногда получается.