Все равно обидно, конечно. Но привычно обидно.
Как оказалось, командир корвета отсутствовал, воспользовавшись правом краткосрочного отпуска, зато оказавшийся на борту старший офицер связался с охраной астродрома и велел пропустить соискателя места. Скорее всего, старшему офицеру было лень тащиться от корабля к помещавшимся на задворках астровокзала комнатам для переговоров, и в этом Арсений усмотрел добрый знак, хотя брести по полю к угловатой, снабженной, как костел, массой острых выступов, туше «Нахального» пришлось ему самому.
— Это не родное название нашего корабля. — Голос старшего офицера чуть-чуть смягчился. — Это название заслужено в бою с сепаратистами на подступах к системе Маркаба. В том сражении наше суденышко сумело приблизиться к неприятельскому флагману на дистанцию эффективного огня и нанести ему повреждения, что в конечном итоге предопределило удачный для нас исход битвы. До битвы наш корвет назывался «Осмотрительный» — трусоватое название, верно? Совсем не для нас. Вам понятно, на каком корабле вам выпало счастье служить?
— Понятно. Простите мою ошибку.
Голубые, ничего не выражающие глаза старшего офицера остановились на лице соискателя.
— Сэр.
— Так точно, понятно, сэр, — спохватился Арсений.
— Вы ведь гражданский, не так ли? Как говорили в старину — шпак? У нас военный корабль, а значит, вам придется привыкать. Стартуем завтра, так что привыкайте в темпе. Вы случайно не потомственный дворянин?
— Случайно, да.
— Так я и думал. И все равно любой офицер для вас «сэр», дворянин он или нет. Я, например, капитан-лейтенант, в недавнем прошлом простолюдин, но на субординацию на борту «Нахального» это ровным счетом никак не влияет. Вы запомнили?
— Да, сэр. Запомнил, сэр. Но почему любой офицер?.. сэр. Если, скажем, мичман…
— Ну и что?
— Как что, сэр? Корабельный ревизор по Табели о рангах[4] приравнен к…
Белесые брови старшего офицера удивленно изломились.
— При чем здесь ревизор?
Арсений почувствовал, что вот-вот попадет в какую-то дурацкую историю. Отвратительно заныло под ложечкой.
— Простите, сэр, но в бюро по трудоустройству…
Капитан-лейтенант фыркнул:
— Вечно они напутают. Нам нужен не ревизор, а баталер. Обыкновенный баталер и даже не старший, а просто единственный. Кому-то надо считать койки, подштанники и прочее барахло. Наш прежний баталер списан по болезни. Вы в каком чине?
— Коллежский секретарь.
— Зря.
— Почему?
— Потому что должность баталера не офицерская и выдумана не про вас. И вы не захотите, и Табель не велит. Вот если бы нам в самом деле был нужен ревизор…
— А он точно не нужен? — упавшим голосом осведомился Арсений, забыв прибавить «сэр». Впрочем, сейчас корабельная субординация для него не существовала — он не член команды и вряд ли когда-нибудь им станет.
— Абсолютно не нужен. У нас ведь корвет, а не линкор, нам ревизор по штату не положен. Или вы думаете, что Адмиралтейство специально для вас сделает исключение?
Ничего такого Арсений не думал. Он думал, и думал лихорадочно, совсем о другом:
— Значит, если бы я был, скажем, губернский секретарь…
— Тогда вы подошли бы нам, — последовал немедленный ответ. — А с вашим десятым классом — извините, нет. Если бы с двенадцатым — тогда да. Всего доброго.
— А…
— Извините, мне некогда.
— Но…
— Вас проводят. Вестовой!
Битых два часа Арсений слонялся без цели по территории астровокзала и привыкал к мысли о поражении. Не сознавая, что делает, потратил мелочь на стаканчик суррогатного кофе. Опомнившись, высыпал на ладонь остаток денег, пересчитал и скорчил болезненную гримасу. Теперь вряд ли удастся оплатить и наидешевейший ночлег.
Какой-то мальчишка, буксируемый мамашей по направлению к посадочным площадкам, увидев его физиономию, обидно засмеялся. Поделом.
Арсений огляделся. Человеческая река текла мимо него, пассажиры и встречающие были заняты своими мыслями и делами, а ему казалось, что все смотрят на него, только на него, и все смеются.
А может, плюнуть на все на это токсичной слюной и жить впредь, как жил раньше? До дома он как-нибудь доберется, и с прежнего места службы его, вероятно, еще не успели выгнать, хотя отпуск и просрочен…
Да, но Рита?.. А главное — сын. Мальчик, для которого он до сих пор не папа, а «дядя Арсений». И так будет всегда?
Всегда?
Мальчик станет взрослым, а он постареет и все равно останется только «дядей Арсением», другом семьи? Разве можно, не травмируя психику сына, признаться в том, что его родной отец такое ничтожество?