Для того чтобы успокоились эти мечущиеся искры, надобно расслабиться и посидеть. Пятясь, я нащупал рукой позади себя кресло и опустился в него. Потом так же на ощупь обнаружил на столе очки «для близи» и надел их.
Если сфокусировать взгляд на искре из глаз, она исчезнет.
Эта не исчезла. Перед моим лицом в раздражающем трепете прозрачных крылышек завис субъект размером с мой мизинец, одетый в лосины, подпоясанную широким ремнем тунику и шапочку, в точности как в мультфильмах про эльфов или Робин Гуда.
Я не испугался, а только нервно сглотнул, когда легчайшее прикосновение задело кончик моего носа. Человек, восемьдесят семь раз встречавший Рождество, едва ли способен бояться того, во что не верит. В данном случае я не поверил собственным глазам. Но пока я на него моргал, существо подняло к лицу кулак, приложив его к носу оттопыренным большим пальцем, а направленным ко мне мизинцем несколько раз качнуло из стороны в сторону. Вероятно, таким образом оно передразнило броуновское перемещение моего взгляда. За это время я рассмотрел его полусапожки с длинными острыми носами и висевший на поясе рожок. С противоположного конца комнаты сквозь стекло книжного шкафа на меня издевательски уставились подшивки бюллетеней Кавендишской лаборатории. Резерфорд и Томсон, Резерфорд и Гейгер, Резерфорд и Содци… Белые обложки утверждали материальность мира вплоть до строения атомного ядра.
Мой резкий выдох отбросил его в сторону на пару футов и спровоцировал возмущенный комариный писк. Потом… потом я оказался в самой середине стрекозиной стаи.
— Фрике, немедленно прекрати! — раздался повелительный голос.
Дамский. Стервозный, знаете ли, голос; такому проще повиноваться, нежели сопротивляться. И Фрике — таково было, по-видимому, имя молодца в зеленом — послушно порскнул прочь. Дама заняла его место, зависнув перед моим носом.
Одета она была во что-то прозрачное, причудливо обернутое вокруг изящного стана, вихрящееся у ног, переливчато-обильное… И все равно оставляющее неудобное ощущение того, что миниатюрная госпожа не одета. По меркам Кембриджа подобное декольте было вызывающе непристойно. Дамы нашего круга называют таких особ «роскошными», ухитряясь шипеть на этом слове. Исходя из субъективного ощущения, оторвать от них глаз практически невозможно.
Она была брюнетка, с волосами, уложенными наверху в невероятно сложный «слоеный пирог», с открытой шеей, недлинной, но гордой и с изысканным изгибом. И она смотрела на меня, явно ожидая какого-то действия. Я замешкался. Если бы на мне была шляпа, я бы ее снял.
— Я их королева, — сказала она. — Меня зовут Маб.
Естественно, как же иначе!
— Я много слышал о вас, — в прежнем замешательстве отозвался я. — Хотя, признаться…
— Я привыкла к обращению «Ваше Величество», — перебила она. Впрямь привыкла, ее ледяной тон трудно было назвать доброжелательным. — Но поскольку вы не являетесь моим подданным, вероятно, меня устроит обращение «миледи».
Я, вспомнил, что я — в своем доме.
— Не могли бы вы, — я дернул рукой в воздухе, — перестать…
Ее прекрасные брови приподнялись, что означало, по-видимому, изумление.
— Я могу пойти на такую уступку, — температура ее голоса понизилась еще на несколько градусов. — Но обычно я соглашаюсь подвергнуть себя этому роду неудобств только в дипломатических целях. Должна я понять, что вы предлагаете мне официальные переговоры?
— Я… э-э-э… прошу вас, миледи… будьте так любезны.
Все еще сохраняя напряженное выражение лица, миледи Маб изменила ритм трепыхания крылышек и плавно опустилась на стол передо мной. То есть на клавиатуру, которая немедленно отозвалась протестующим писком.
— Эй! Эй! То есть… прошу прощения, миледи! — к своему стыду я обнаружил, что пытаюсь нервическими жестами согнать ее на твердую поверхность, словно какое-нибудь насекомое, и даже зажал для этого в руке лист лекции, свернутый в трубочку. В последнее время в этом доме я был самой высокой и, более того, единственной из договаривающихся сторон. Похоже, это испортило мои манеры. Сохраняя совершенно невозмутимое выражение лица и переступая с клавиши на клавишу — с паническим ужасом я следил, как вычитанная и готовая к передаче в издательство лекция в совершенно произвольных местах разбавляется сериями «ttttt», «fffff», «ххххх», — она проследовала к раскрытой папке и села на край сложенных в стопку листов лекции. Сцепленные на коленях руки придали ей вид одновременно и соблазнительный, и достойный. Будь она моего размера, она без труда добилась бы от меня любых уступок.