— И все? — удивился он. — А какие-нибудь, я не знаю, процедуры, таблетки?
— Только отдых. Потом, когда вернетесь, мы проведем повторное обследование. Хотя… не думаю, что в нем возникнет необходимость, — сказал доктор, и его лицо, в особенности глаза, расслабилось, выпуская на волю давно сдерживаемую улыбку.
Наверное, прикрывая за собой дверь, подумал Борис, это и есть отличительное свойство хорошего специалиста. Или по крайней мере хорошо оплачиваемого. Он всегда в конечном итоге говорит то, что хочет услышать клиент.
«А может, и впрямь бросить все, — шевельнулась в голове крамольная мысль. — И махнуть на недельку-другую к морю, к солнышку… Паруса, пальмы, пахлава, чучхелла… или как оно там по-гречески?»
Много ли он работал в последнее время? Прямо скажем, немало — как всегда. Да и когда оно началось для него — последнее время? И разве было до него какое-нибудь другое? Скажем, предпоследнее.
Впрочем, конечно же, было. Просто он строго-настрого запретил себе вспоминать о нем.
Борис не стал звонить из машины. Портативный коммуникатор, правда, тоже позволял видеть собеседника, но картинка на крошечном экране казалась плоской и невнятной. Ему же сейчас хотелось видеть каждую деталь, читать с лица каждую эмоцию. Домашний уником с экраном в половину стены подходил для этих целей больше.
Дома Борис первым делом глянул на себя в зеркало, с сомнением провел ладонью по щеке и махнул рукой на мелочи. Никаких приготовлений. Искренность важнее безупречного костюма и глянцевого подбородка. Он решительно, пока не миновал порыв, потянулся к пульту. Интересно, помнит ли он еще этот номер?
Как оказалось, помнит.
— Светик… — позвал Борис разом севшим голосом. Потом еще раз, тверже: — Светлана!
Она стояла спиной к экрану, как будто не меняла своего положения со времени его последнего звонка. Тогда она отвернулась, чтобы он не видел ее слабости или чтобы самой не смотреть в его спокойное лицо, не слушать умных, хорошо продуманных слов. Она постояла так, не оборачиваясь, минуты полторы, потом щелкнула пультом над плечом… А теперь — обернулась назад.
Слишком резко; волан свободно спадающих волос взметнулся вокруг головы, на миг загородив обзор. Поправила прическу так, чтобы проступило лицо, глаза… узнала.
— Ты? Зачем ты звонишь?
— Я хочу… поговорить…
— О чем? — Она усмехнулась, и только островки бледности на напряженных скулах да две складки вокруг рта, похожие на угловые скобки, выдавали, насколько болезненна эта усмешка. — Мы замечательно обо всем договорились в прошлый раз. Так что не стоит начинать с начала.
— Я должен… увидеть тебя. — Борису казалось, что каждое слово он взвешивает на невидимых весах, всякий раз опасаясь, что именно оно окажется лишним.
— Зачем? — В ее глазах под непослушной челкой застыла упрямая решимость ничему не верить, ничего не понимать, только раз за разом повторять: «Зачем?»
Зачем? В самом деле, зачем? Может быть, как раз для того, чтобы собраться вместе и сообща решить наконец, зачем… пока он не выбросил этот никчемный вопрос из своего лексикона.
— Светик…
— Что Светик?
— Я хочу… вспомнить… как пахнут твои волосы.
Борис ждал. Ему нечего было добавить. С учетом его положения, он и так сказал больше, чем мог.
— Волосы? — Носик по ту сторону экрана недовольно сморщился.
Вообще-то это был хороший признак.
В самолете он долго вытирал вспотевший лоб и по-младенчески лепетал:
— Ма… ма… — благодаря Бога, что именно сейчас Света решила удалиться в конец салона и потому не видит его позора.
— «Мартель»? Или «Реми Мартин»? — переспросила вечно улыбающаяся стюардесса и еще ниже склонилась над креслом странного пассажира. — Или, может быть, «Мартини»? — и легкий скепсис, проступивший в уголках губ, лучше всяких слов сказал, что она и в последнем случае уважает выбор Бориса, но лучше все-таки вернуться к коньякам. — Маленькую «Хеннесси»?
И ни тени раздражения ни в лице, ни в интонациях. Неудивительно, подумал Борис. На то она и стюардесса, чтобы быть готовой к любым неожиданностям. Даже к тому, что какой-нибудь переволновавшийся пассажир внезапно опознает в ней свою мать.
— Вот это! — наконец догадался сказать он и просто ткнул пальцем в нужную бутылку, так что столик на колесиках весело зазвенел.
— Это?
— Да, — буркнул Борис и отвернулся к иллюминатору.