Нет, конечно, директор сидит сейчас в учительской вместе с комиссией, приехавшими гостями (обмен опытом!) и здешним оператором и через визоры наблюдает за классом. В который, кстати, выпускники уже вошли — как и были, без ничего.
Эрих подумал, что где-то недалеко, может, даже за этой стенкой, находится еще один такой же класс, где рассаживаются девчонки. Тоже все без ничего. Но мысль эта, в любое другое время наверняка взволновавшая бы его, сейчас показалась просто неуместной. Не до того, нужно занять места согласно именным табличкам, расставленным на каждом столе. Там уже лежат и контейнеры с их бумагой, карандашами, ластиками…
«Только б не перепутать!»
Эрих сел за парту, поерзал, устраиваясь поудобнее, и нарочито не торопясь открыл контейнер. Вздохнул: «Свой!»
Считай, полдела сделано. Но расслабляться пока рано, самое сложное еще предстоит.
Прямо перед ребятами — на всю стену доска, разделенная на квадраты. Директор начал читать фамилии по списку, и каждому нужно назвать какой-нибудь номер из тех, что написаны на квадратах. Тогда квадрат проворачивается на оси, и становятся видны выбранные учеником вопросы.
Эрих выбрал тринадцатый, потому что у него это счастливое число: тринадцатого он родился — и, кстати, в тринадцатом году.
Квадрат с цифрами «1» и «3» перевернулся, Эрих прочитал вопросы, вздохнул и пододвинул к себе листки бумаги.
В учительской было жарко почти так же, как в душевой. И директор с удовольствием бы ослабил узел галстука, а то и вообще снял бы его вместе с пиджаком, как делал всякий раз, оказываясь в этой комнате. Но нельзя: высокие гости из-за границы по обмену опытом, — следует держать марку.
И истекать потом.
Учительская никогда не была рассчитана на большое количество людей, обычно здесь находились директор школы, чьи ученики сдавали экзамен, два-три наблюдателя из министерства образования да оператор, который обеспечивал техническую поддержку экзамена: от динамиков и визоров до проверки бумаги, ластиков, карандашей на вопрос наличия шпаргалок.
— Удивительно! — пропыхтел над ухом директора один из гостей. — Мы давно уже отказались от использования бумаги! Компьютеров, знаете ли, хватает. — Говорил он с раздражающим акцентом, глотая гласные и пр-р-родлевая согласные.
— Мы давно уже отказались от компьютером, — директор слишком поздно понял, что почти дословно повторил фразу тетя. Чтобы как-то замять неловкость, он принялся пояснять: — Компьютеры не годятся. Их слишком легко провести, даже если использовать просто как пишущие машинки. Но дело не только в этом. Экзамены устроены таким образом, чтобы как можно объективнее оценить знании учеников — в том числе, в экстремальной ситуации.
Он перехватил недоумевающий взгляд гостя.
— У нас тоже на бумаге и от руки почти не пишут, улыбнулся директор. «Пусть не думают, что мы — какая-нибудь отсталая страна». — Да, мы обучаем детей такому письму, но им редко приходится применять эти знания на практике. За исключением экзаменов. Подделать почерк невозможно, ответить за другого — тоже. А главное, и этом процессе не задействована электроника, которую, как я уже творил, легко обмануть.
— Вживленные нейросистемы? — понимающе кивнул гость.
— Не только. По сути, неважно, как они пытаются пас обмануть. Важно, что пытаются, и эта «гонка вооружений» только набирает обороты. Она заставляет их изощряться и изобретать совершенно невообразимые способы… получения информации из внешних источников. — (Директор вовремя сообразил, что слово «шпаргалка» вряд ли будет правильно понято гостем.) — Нынешний уровень информационных технологий открывает чересчур широкий спектр возможностей, который, как вы знаете, и пришлось сокращать до минимума всеми способами. — Он кивнул на мониторы, где видны были душевые и раздевалка. — Разумеется, такая ситуация во многом экстремальна для ребят. Но после долгих экспериментов пришли к выводу, что оптимальным является такой вариант экзамена, ответы на который дети пишут на бумаге и от руки.
— Но зачем вы даете им их бумагу, карандаши?.. Неужели… э-э-э… так сложно обеспечить их всем этим уже здесь?
— Да, это чрезвычайно усложнило бы задачу, — кивнул директор. — Видите ли, в данной ситуации дети должны получить хоть какой-то «якорь» — знакомую, привычную вещь, которая поможет им успокоиться. В результате серии экспериментов мы пришли к выводу, что карандаш, ластик и бумага оказываются очень важны в такой ситуации. Конечно, в прежние времена, когда люди писали на бумаге, эти предметы были обыденными, «безликими», если так можно выразиться, — и воспринимались по-другому. Но нынешнее поколение относится к ним иначе — как курильщик к своей трубке или музыкант к своему инструменту. Эти сравнения не совсем адекватны, но, думаю, главное отображают. Учтите, некоторые дети пишут карандашами лишь пять-шесть раз в год.