— Дача? — переспросил Вишняков. — Ну, Наталья, ты даешь! Это он, наверное, землянку выкопал! Или шалаш из сена навалил, как Ленин в Разливе!
— И в самом деле — какие, на фиг, дачи в Матрюховке?! Умирающая деревня — вот что это такое, более безнадежного места на свете не сыскать. Вишнякову предлагали купить там землю, этак с полторы Бельгии, он поездил по району и наотрез отказался.
Наталья умела хохотать. Вишняков искренне любил свою секретаршу, такую отзывчивую на шутки. И Наталья его любила — за постоянное благодушие и снисходительность, хотя бывали дни, когда он зверел и понятие «рабочее время» отменялось: все свободное от короткого сна время было рабочим. Но и за эти авралы его тоже любили — Вишняков, кстати, устраивал их не столько для того, чтобы срочно сделать что-то важное, сколько ради сплочения команды и отсева обленившихся и утративших нюх людей. Кроме того, при авралах у многих прорезаются совершенно неожиданные способности, и потом человека можно использовать с большим коэффициентом полезного действия.
— А про Адлера я ничего не узнала, — отсмеявшись, пожаловалась Наталья. — В телефонной книге был один Адлер, но он год назад в Германию уехал. По-моему, не тот.
— А где жил этот новоявленный фриц?
— На Соколовской.
Когда Вишняков учился, детей распределяли по школам строго в соответствии с местожительством. Соколовская — другой конец города. Предположить, что Немка способен сам организовать переезд, Вишняков не мог. Неужели этот убогий все-таки женился?
Мальчишка, который увез Марину, был хорош собой. Выходит, и Немка, что ли, в восемнадцать был хорош собой?! Надо же! Открытие, блин!
— Наталья, тебе мальчики нравятся? — вдруг спросил Вишняков.
— Мне, Борис Андреевич, мужчины нравятся. А мальчик — это так, заготовка.
Пожалуй, Наталья права, подумал Вишняков, и тот же Немка был именно заготовкой! Если бы не идиотская школьная система, не старая дура с фальшивым пуком волос на затылке, что могло из него получиться?
— Матрюховка? — что-то в памяти закопошилось, словно таракашка, выползающий из-под газетного листа. — Наталья, не в службу, а в дружбу! Вот ключ, возьми у меня в бардачке автодорожный атлас!
Матрюховка… Было два слова рядом — это и еще одно. И вот как раз второе слово имело некий смысл. Когда Вишняков ездил смотреть землю, он этот смысл помнил.
Наталья принесла атлас — и тут все стало ясно. «Матрюховка — Долгое — 32 км». Это с дорожного указателя в память заскочило.
Вишняков года два ждал, пока совсем разорится агонизирующий институт органического синтеза. Институту чуть ли не при Хрущеве выделили роскошный особняк в самом центре с прилегающим сквером, понемногу дом оброс пристройками — теперь, да еще в хороших руках, эта недвижимость стала бы курицей, способной нести не то что золотые яйца, а пресловутые яйца Фаберже.
Не один Вишняков пас эту прелестную недвижимость. Но ему лишь пришло в голову, что нужно предложить паникующему руководству института нормальный альтернативный вариант. Долгое — это час езды от города, там была, да загнулась швейная фабричка с большими цехами, и общежитие при ней живо, и соседняя школа, в которой почти не осталось учеников, готова сдать в аренду свой новый корпус.
Переговоры Вишняков провел столь успешно, что конкуренты и опомниться не успели. Институт со всеми лабораториями переехал в Долгое, а руководство вскоре приобрело себе новые иномарки. И чем плохо? Чтобы двигать науку, не обязательно нюхать адскую смесь городских магистралей. На свежем воздухе химикам-биологам, поди, легче думается, а бедолага-бизнесмен уж как-нибудь в экологической катастрофе, зажав нос…
Тем более, что обстановка экологической катастрофы у некоторых сильно обостряет нюх…
— Наталья! — позвал по селектору Вишняков. — Ну-ка, узнай мне, когда Колопенко слинял в эту самую, прости Господи, Трюхомуховку! В котором году?
И улыбнулся, услышав заливистый смех секретарши.
Но улыбка продержалась на лице недолго.
Что общего могло быть у двоечника Клопа с институтом оргсинтеза? Разве что институт использовал бездельника в качестве живой органики?
Три «робинзона», вместе взятые, составили какую-то нехорошую загадку.
Вошла Наталья.
— Я позвонила в квартиру, где он раньше жил. Он ее продал пять лет назад.
— Именно он продавал? Колопенко? — уточнил Вишняков.