Людям удобно такое соседство — мелкие события, которые могут случиться в любой момент, вызывают различные эмоции, добавляющие чуток жизни в монотонность существования. Черт побери! Отличная программа — делать что-нибудь эдакое раз, скажем, в неделю, просто чтобы люди не забыли, какую продукцию им впаривают. Реклама не действенна, если все ее игнорируют.
Но драма, которую разыграли со мной — это уж слишком! Виртуальные личности, казалось, сформировали свою маленькую субкультуру, будто сами считали себя реальными.
Мой мозг моментально почувствовал себя изнасилованным извращенной логикой — но какие открываются великолепные возможности…
С точки зрения программированной личности, внутри виртуального мира они были в известном смысле реальными, так же, как человеки для нас. Их программа создает иллюзию реальности в нашем мире. А когда голограммы взаимодействовали с живыми людьми, в контексте их искусственного интеллекта мы не представлялись другими, отличными от голограмм — мы были так же реальны для них, как они были реальны друг для друга.
В этот момент я осознал, что думал о Маляре и Скейтере в человеческой терминологии, как и собранная нами толпа. Внутренне я называл каждого из них «персона», «личность», а не «вещь», «штука». Когда это произошло? Было ли это в момент сомнений, после того как голограммы отчебучили неожиданный финт? Я общался с голограммами, взаимодействовал с ними, будто они так же реальны, как люди. Когда я «ударил» Маляра, — и чуть не свалился с балки лесов — иллюзия разбилась.
Я никак не мог успокоиться — долгие годы я поддерживал отношения с голограммой, и неважно, насколько короткие и односторонние.
Но я не один такой бестолковый. Куча людей наблюдала сценку «Падение несчастного Маляра», и все считали представление реальным, а следовательно, открыли себя обильному потоку эмоций, обычно изливаемому на людей. Когда стало ясно, что все туфта, они спокойно вздохнули и ушли, отметив тонкий обман. Но вступили в краткое общение с голограммами. А может, как в моем случае, открылись навстречу одной из них.
Эта мысль естественно привела меня к Рэйчел. Официантка мне очень нравилась, живая она или виртуальная. Это то самое ощущение, когда иллюзия продолжается гораздо дольше, чем ты можешь ей позволить. Искусственный интеллект девушки приспособился ко мне, и это делало иллюзию взаимной симпатии более реальной.
Но теперь я был уверен: она голограмма, она для меня не может быть большим, чем героиня комикса.
Знаете, сколько людей влюбляется в персонажей фильмов и комиксов? Полным-полно. Я знаю, видел на конвентах. Мы хотим дружить с воображаемыми персонажами, и все тут! И если я свободно — ну, или почти свободно — мог поддерживать отношения с голограммой, значит, я могу смело общаться с человеком? Разве нет? Если граница между реальностью и этими голограммами столь призрачна…
Маляру я, видимо, «не нравился», еще бы — я же столкнул его с лесов. Какой еще реакции ждать от программы? Это же часть иллюзии.
Но я вправду верил, что «нравлюсь» Рэйчел.
В тот момент я осознал, в чем моя проблема, почему я сидел на лесах, размышляя о самоубийстве. Вовсе не потому, что Рэйчел голограмма, а из-за того, что для всех на свете я сам был голограммой. У меня не было кучи приятелей, потому что я долго избегал реального мира, погрузившись в мир рисованных фантазий, делая «что положено» и всячески создавая иллюзию присутствия в реальном мире. Другие люди, вероятно, просто игнорировали меня, как не замечают серый фон.
Надо было подольше находиться в реальном мире, занимаясь настоящими делами, не замыкаясь в границах своего маленького виртуального мирка. Пришло время строить отношения с людьми, а не пассивно дожидаться волшебного случая. Надо поучаствовать в этой жизни, хотя бы для разнообразия!
Надо бы попробовать жить.
— Простите…
Я быстро обернулся на голос девушки. Она была милой и хрупкой, длинные светлые волосы собраны за спиной, загорелая кожа золотилась на солнце. Ясные зеленые глаза вспыхнули, когда она робко протянула руку, чтобы коснуться моего плеча.
— Ты настоящий?..
— Ага, — кивнув, я схватил ее за руку. — Такой же, как и ты.
Ее рука была прекрасна. Плотная. Настоящая. Живая.
Она немного расслабилась, но высвободила свою руку.
— Хорошо, тогда скажи, где тут кафе «Вавилон»?