— Даже если будешь умирать от голода?
— Да! Если не хватит обоим, значит, будешь жить ты. Это справедливо.
— «Справедливо»! Но кто ты такой, черт возьми, чтобы судить о справедливости? И ведь ни разу не сказал: «Я молод, а ты стар; у меня есть моя Диана, а ты одинок. И поэтому…»
— Заткнись! — взревел Тано. — У меня такое ощущение, что ты не человек, а… просто демон какой-то!
— О-о-о, разве я один не человек?!
Сам уже не смеялся, а просто орал, извиваясь в истерических конвульсиях. Прошло больше минуты, прежде чем он успокоился. После чего проговорил охрипшим, притворно севшим голосом:
— Не переживай, Тано. Ведь я же говорил тебе вчера: мяса у нас завались. Хватит на века!
— Почему же ты думаешь, что я не дождусь экспедиции?
— Поймешь… скоро.
И поднявшись с устало поскрипывающей скамейки, Сам направился к бараку. Но не вошел внутрь, а двинулся в обход. Тано последовал за ним, удрученный нелепостью последнего разговора. Какую цель преследовал чертов старик? Почему вел себя таким, мягко говоря, странным образом? Врал, а потом спешил сам себя опровергнуть; пытался создать конфликтную ситуацию, в которой заведомо проиграл бы; сознательно провоцировал… Но, по крайней мере, в одном сомнения не возникало: толстяк не был ни сумасшедшим, ни глупцом. А раз так, значит, все его якобы нелогичное поведение подчинялось какому-то заранее обдуманному плану.
Оказалось, что совсем близко к торцу барака располагался довольно глубокий колодец с намотанной на ворот веревкой. Чуть в стороне от колодца высилось несколько кучек песчаной земли. Сам неловкими движениями опустил самодельное ведро в колодец.
— Почему ты не остался жить на вашей базе, там, на реке? — спросил Тано, рассеянно ковыряя ботинком рыхлую землю. — Было бы гораздо удобней. Во-первых, не нужно строить новый лагерь. Во-вторых, не возникло бы нужды в колодце.
— Эти предатели все забрали с собой, когда улетали, — огрызнулся Сам, продолжая крутить ворот.
— Нет, не все, — возразил Тано. — Это меня и удивляет: снабдили тебя огромными запасами еды, а жилье разобрали и увезли с собой. Почему?
— Кто их знает? Предполагаю, они рассуждали так: «Наш Сам это заслужил — пусть ест, ест, пока не лопнет, жрет до безобразия, пусть живет, как скотина!..» Да и, если честно, не они оставляли мне это мясо; оно принадлежит им лишь в некотором смысле. Никто из них не хотел, чтобы я его употреблял. Просто иного выбора у них не оставалось…
Но Тано уже не слушал толстяка — все его внимание было направлено на кучу, которую он только что разворошил. Под высохшей поверхностью земля оказалась влажной, даже мокрой… Все еще мокрой. Он подошел к другой куче, быстро разворошил ее — совершенно сухая, как внутри, так и снаружи. Тано поднял голову и задумчиво посмотрел на Сама: такой тяжелый, грузный, старый… Нет, ему не под силу самостоятельно вычистить этот колодец. А земля в последней куче была вычерпана не более чем два-три дня назад…
Когда здесь был другой человек!
Может быть, он и сейчас здесь. Притаился где-то поблизости, следит за ними. Или заперт? Или… Тано невольно пригнул свою беззащитную спину и огляделся вокруг. Потом опять остановил взгляд на Саме.
Поставив наполненное водой самодельное ведро на землю, он стоял со скрещенными на груди руками и напряженно наблюдал за звездолетчиком. Его губы застыли в мрачной, непроницаемой улыбке.
Река словно через силу несла свои тяжелые воды, вилась, зажатая между берегов — двух широких траурно-черных лент из песка, и их навевающая скорбь монотонность была лишь прелюдией к тому глубинному, безликому смирению, которое не пускает в себя ни луча света, ни искорки надежды или, по крайней мере, ожидания.
Смирение вечной реки.
Подавленный ее неодушевленным темным присутствием, Тано медленно шел по левому берегу. Он искал брод, чтобы перейти реку, и часто оборачивался назад: метрах в двадцати от него брел Сам. Старик следовал за ним больше часа, не приближаясь, но и не отставая, молчком, сжимая в руке топор и словно постоянно ухмыляясь. Что он задумал?.. Тано инстинктивно коснулся рукоятки ножа, заткнутого за пояс. «У меня таких с дюжину, и они очень хорошо заточены», — всего-то и сказал ему Сам, увидев, как гость берет нож на кухне. И даже не попытался помешать ему или возразить. Но потом совершенно открыто увязался за астронавтом, причем с топором в руке. Ну а тот, другой? В любой момент мог откуда-нибудь выскочить, и тогда они на пару с Самом нападут на него и убьют! Но зачем? У него нет ничего, что можно было бы отнять, и пугать он их не пугал. Или они боятся, что он узнает какую-то их тайну? Станет свидетелем… Чего?
Тано снова обернулся. И опять встретил упрямый, прямой взгляд Сама, лишенный всякого выражения, опять увидел его неизменную полуулыбку…
— Чего ты хочешь от меня? Оставь меня в покое! — в который раз крикнул ему Тано.
И Сам опять не ответил.
Наблюдая за ним через плечо, Тано ускорил шаг. Сам тоже пошел быстрее. Тано побежал. Побежал и Сам. Его чудовищные телеса затряслись так сильно, что казалось, могут рассыпаться кусок за куском. Несмотря на это, он не отставал. Шатался, спотыкался, прихрамывал все сильнее, но расстояние в двадцать метров между ними оставалось неизменным. Тано слышал громкое учащенное дыхание преследователя, ему начинало казаться, что он улавливает биение сердца старика. И вдруг беглеца объяло жуткое чувство, что его преследует, гонится за ним и пыхтит не толстяк, а он сам — Тано. Отраженный в каком-то кривом зеркале будущего, предстоящих десятков лет, которые капля по капле высосут его молодость, разрушат и обезобразят его, где бы он ни находился. Здесь или на Земле…
Пыхтенье за спиной превратилось в хриплые стоны, в отрывистый и отчаянный скулеж — так подвывают охотничьи собаки, когда не могут добраться до добычи. «Что я делаю? — вздрогнул Тано. — Ведь он же просто старик. Получит удар и умрет по моей вине!» И он резко замедлил шаг.
— Будь ты проклят! — прохрипел бессильно Сам. — Будь ты проклят со своим тупым, добродушным постоянством!
И они вновь пошли один за другим — двое мужчин, запертые на чужой планете, отделенные сотнями парсеков космической пустоты от дома. Запертые в самих себе.
Вскоре река начала расширяться влево, так как справа возвышалась длинная череда скал; многочисленные оползни едва не вытеснили воду. Уже стали видны торчащие над поверхностью огромные камни — некоторые скругленные водой и временем, другие отломившиеся, видимо, не так давно — островерхие. Где-то поблизости ожидался брод — камни задерживали наносы песка, и должны были появиться мели. Мели, которые невозможно было разглядеть, даже если бы они пролегали в сантиметре от поверхности воды, потому что сама вода казалась такой же черной, какими были и песок, и камни, и скалы.
Тано остановился и вгляделся в противоположный берег. Да, именно здесь он перейдет реку и наконец-то отделается от Сама, который ни за что не сможет за ним угнаться, особенно если Тано начнет взбираться вон по тому опасному обрыву. Дальнейший план был не особенно ясен Тано и диктовался скорее всплеском эмоций, нежели трезвым рассудком. В общих чертах он сводился к следующему: найти надежное укрытие… может быть, нишу в скалах или пещеру, а потом… Потом все-таки выследить Сама, узнать, где же он спрятал продукты, и тайком перенести часть из них в свое укрытие. Но, конечно, надо разведать, где прячется тот, Другой. Поэтому спать он будет только днем, а по ночам начнет пробираться к лагерю и следить. Если тот все еще жив и если не улетел на его звездолете, то непременно появится там. Или же Сам пойдет к нему. И вот тогда…
«Буду действовать по обстоятельствам, — сказал себе Тано, — но всегда с ножом в руке!»
Он бегло взглянул на старика: тот остановился неподалеку и опять ухмылялся! Только на этот раз еще более вызывающе. Не колеблясь ни секунды, Тано закатал штанины и ступил в воду — ни теплая, ни холодная, да и течение такое медленное, что почти не чувствуется, словно он шел сквозь какой-то странный нематериальный объект. И лишь сопротивление делало воду осязаемой.