— Барадиане пришли в ярость, — мечтательным голосом вставил Спарки, — но поделать ничего не могли.
— Никто не любит проигрывать, — заметила Бэбс.
— Барадиане не просто не любят проигрывать, они терпеть этого не могут, — сказал я.
— Значит, вы оскорбили барадиан, а в отместку какой-то их гонщик-камикадзе так подрезал тебя на трассе, что ты вылетел с асфальта и вмазался в бордюр? — предположила Бэбс.
— Если бы… — Я снова вздохнул. — Они придумали трюк похуже.
— Не представляю, что может быть хуже, — фыркнула Бэбс.
Я покачал головой.
— Ты никогда не задумывалась, почему в гонках с некоторых пор стали участвовать клоны? — спросил у нее Спарки.
Подсвеченные циферблаты датчиков на панели вспыхнули ярче — так бывало, когда Бэбс задумывалась.
— Наверное, барадиане стали сажать за руль клонов, чтобы использовать новый нейроконтактный интерфейс Спарки, — произнесла она наконец.
— В самую точку! — воскликнул Спарки.
— Ну и что? — тут же спросила Бэбс. — Что они выиграли? Ведь уже несколько лет ни один клон не может обогнать Бадди.
— Во-первых, в те времена я еще не был таким опытным пилотом, как сейчас. Кроме того, барадиане действовали в строжайшей тайне. Достаточно сказать, что информацию об их первых клонах мы получили уже после того, как были сделаны ставки. И надо сказать, — закончил я с горечью, — условия были далеко не равными.
— Ставки? Какие ставки? — удивилась Бэбс. — Ты говоришь о тотализаторе?
— Ты, конечно, знаешь, что барадиане обожают азартные игры, их хлебом не корми — дай побиться об заклад?
— Кто же этого не знает…
— Так вот, они позволили нам с Люси взять несколько престижных призов. Наконец на «Индианаполисе» они поставили на кон самое ценное, что у них было — технологию создания гипердвигателя для межзвездных перелетов.
Последовала довольно долгая пауза, потом Бэбс спросила:
— А что поставил на кон ты?
— Люси, — ответил я.
— Играть на свою девушку?!
Вместо меня ответил Спарки.
— Мы были уверены в победе, — сказал он, низко опустив голову — ни дать ни взять старый пес, которого высекли за провинность.
— Первый клон Фойта начала шестидесятых выиграл у нас с легкостью, — сказал я. — Мы не были готовы, и…
— Все равно не верю, что ты мог поставить на кон свою девушку! И проиграть ее!..
Я молчал. Спарки откашлялся и хотел что-то сказать, но Бэбс опередила его.
— Так, кажется, я догадалась! Похоже, на этот раз вы решили поспорить на меня?..
Я не знал, куда деваться от стыда. Во всяком случае, смотреть на ее приборную панель я не мог и отвел глаза.
— Пойми, Бэбс, обладание межзвездным гипердвигателем сразу продвинет человечество на столетия вперед! Кроме того, никакого особенного выбора у меня не было. Ведь пари с барадианами заключал не я.
— А кто же?
— Президент Соединенных Штатов.
В воздухе повисла напряженная тишина. На старте начался обратный отсчет. Внезапно ожил силовой агрегат Бэбс.
— Не забудь, Бадди, теперь ты мой должник! — заявила она.
— Что-что? — Это все, что я сумел выдавить из себя.
— Ведь ты уже обгонял барадианских клонов, верно?
— Да.
Бэбс рывком сорвалась с места. Взвизгнули покрышки, и позади нас поднялась туча, круто заправленная дымом.
— Бросай хандрить. Возьми себя в руки и покажи им, что ты все тот же Бадди, понял? Я не собираюсь провести остаток жизни в барадианских лабораториях и, в конце концов, угодить на свалку!
Клон, изображавший Джима Наборса, затянул гимн. Золотая Мажоретка взмахнула жезлом. Мэри Джордж IV произнесла свою коронную фразу: «Леди, джентльмены и прочие существа, пожалуйста, заводите моторы…»
Как только упал зеленый флажок, Бэбс сорвалась с места, пронеслась стрелой мимо трибун и гладко вошла в вираж. В считанные секунды одиннадцатый номер, за рулем которого сидел клон Фойта, практически исчез из зеркал заднего вида.
— Вот, значит, какая она — твоя Люси, — удовлетворенно произнесла Бэбс, включая нейротрансмиттеры, и я почувствовал, как в душе возникают и исчезают десятки самых разных эмоций, ощущений, чувств. — Я-то думала, она действительно «горячая штучка», а оказывается…
Можете поверить мне на слово: нет ничего страшнее, чем растущие цифры на табло тахометра — особенно если ты пристегнут ремнями к обезумевшей от ревности любовнице, которая к тому же недавно узнала, что ты готов продать ее в рабство ради какого-то там гипердвигателя, пусть даже с помощью этой машинки человечество сумеет сделать «Звездный путь» реальностью. На первом круге Бэбс установила новый рекорд трассы. Второй круг она прошла еще быстрее. Третий — еще быстрее.
Похоже, Бэбс разобиделась не на шутку.
Я не пытался ее сдерживать. У меня были другие заботы — как бы не слететь с трассы. Лишь некоторое время спустя я позволил себе в качестве эксперимента слегка перетормозить перед первым виражом, чтобы потом на коротком отрезке прямой немного прибавить. Бэбс, кажется, не возражала, и я осмелел. На поворотах я выбирал оптимальную траекторию, а на прямых уводил Бэбс подальше от отбойников. В течение первых полутора десятка кругов мы работали вместе, как Джинджер и Фред,[9] и этого было почти достаточно, чтобы я мог не думать об одиннадцатом номере, который словно отпечатался в зеркале заднего вида, хотя все еще находился достаточно далеко.
— Не беспокойся! — провыла Бэбс, когда мы пронеслись сквозь виражи три и четыре и пошли на очередной круг.
В ответ я только натужно рассмеялся.
На паддоке говорят: беспокойство — это стальная крыса, способная просочиться сквозь нейроконтактный интерфейс и нагадить на твой инстинкт самосохранения, накоротко замкнув цепи, отвечающие за стойкость и волю к победе. Но для меня беспокойство — это не какой-то абстрактный грызун, пусть и железный, а вещи вполне конкретные: чужая машина, которая висит на колесе, клон за рулем да еще букет обстоятельств и совпадений из собственного прошлого. Беспокойство — клон Фойта в кокпите Локхид-Рейнарда, который прилип к зеркалу заднего вида, дожидаясь моего промаха.
Значит, подумал я, ты советуешь не беспокоиться? Да что ты вообще знаешь о беспокойстве?!
Некоторое время мы лидировали, потом немного сбавили темп, пока другие пилоты (вот наивные!) пытались выиграть гонку еще до того, как была пройдена первая половина дистанции. Мелькнул желтый флаг — это от стены отскребали Резерфорда. Потом на выходе с пит-лейна столкнулись и загорелись три машины, что позволило представителям барадиан в очередной раз пожаловаться на новые правила, введенные Галактической гоночной лигой.
Если не считать этого, первые сто девяносто кругов прошли без происшествий.
Когда до финиша осталось десять кругов, мы были на второй позиции. Лидировал — хотите верьте, хотите нет — какой-то на редкость прыткий барадианин. Люси и клон Фойта по-прежнему держались за нами, но на протяжении всей гонки им так и не удалось приблизиться. На каждом вираже Бэбс буквально корчилась в экстазе. Ну а меня сжигала нервная лихорадка, знакомая каждому, кто когда-либо мчался со скоростью звука, подвешенный в монококе в трех дюймах от асфальта. В целом же мы шли, как говорится, словно по нарезке.
Барадианин на первой позиции был обречен, и все об этом знали.
Вот мы в очередной раз пересекли стартовую линию. Перед первым виражом барадианин сбросил скорость; я же не спешил жать на тормоза. Мы пошли на обгон по внешней траектории, почти не снижая скорости, и зрители на трибунах с воплями повскакивали с мест, чтобы посмотреть, как нас размажет по стене. Только тут я ударил по тормозам. Бэбс практически мгновенно произвела необходимые расчеты и на полном ходу вписалась в поворот, воспользовавшись избыточной подвижностью руля, которая возникла в системе после последнего пит-стопа.